Филипп его крестник, но неправильно было бы требовать от него, чтобы он содержал еще Эдварда или Тома.
Наступило подавленное молчание. Мистер Эллендейл нарушил его похвальной попыткой проговорить веселым тоном:
– Мы должны запастись терпением. Это будет очень трудно, но зато у нас впереди будущее. Кардросс сказал, что если мы оба не передумаем, когда я вернусь из Бразилии, он не откажет нам в своем согласии. Я верю, что он человек слова; и эта мысль, эта надежда поможет нам стойко вынести нашу разлуку. Я не считаю его бесчувственным и полагаю, что он не запретит нам переписываться.
– Может и запретить, если захочет, но я не собираюсь ему подчиняться! – заявила Летти дрожащим голосом. – Только я не умею писать письма и вовсе не хочу переписываться с тобой! Я хочу быть с тобой! О, не говори о нашей разлуке, Джереми! Я не могу этого вынести, я не вынесу! Кардросс должен продолжать выплачивать мне содержание, и он будет!
Мистер Эллендейл таких надежд не питал, не вызывал у него восторга и план все-таки уговорить Кардросса, успех которого зависел от того, сумеет ли она довести себя до крайнего истощения, не беря в рот ни крошки еды. Потом Летти горько расплакалась, а к тому моменту, когда ему удалось успокоить ее, уже наступило время расставания. Когда он вышел из гостиной, его измученное лицо вполне восстановило репутацию влюбленного в глазах Селины; а увидев, что кузина все еще судорожно всхлипывает, она поняла, что все идет как надо, оставалось только, чтобы Летти подверглась теперь жестокому преследованию со стороны бессердечного опекуна.
– Нет, я бы предпочла обойтись без преследования, спасибо! – сердито сказала Летти. – И потом, он и так меня преследует!
– Этого недостаточно! – с уверенностью заявила Селина. – Как ты думаешь, если пригрозить ему, что ты убежишь, он запрет тебя на чердаке?
– Ну конечно нет, глупышка!
– Обычно так делают, – возразила Селина. – Если тебе удастся заставить его это сделать, ты сможешь выбросить мне из окна записку, а я тут же доставлю ее мистеру Эллендейлу. Он сочтет своим долгом спасти тебя, и тогда вы смогли бы убежать.
– Так бывает только в романах, – презрительно сказала Летти. – Хотела бы я знать, как это Джереми сможет спасти меня! Ты что, он ведь даже не войдет в дом, не постучав в дверь, и что, скажи на милость, он должен сказать привратнику?
– А может быть, в доме есть потайной вход? – спросила слегка разочарованная Селина.
– Конечно нет! Они бывают только в замках!
– А вот и нет! – торжествующе вскричала Селина. – Я, например, знаю обыкновенный дом, где есть потайной вход! Не помню точно, где это, но я была там, когда мама возила нас с Фанни в Сомерсет к дядюшке!
– Какая разница, где это, на Гросвенор-сквер нет никаких потайных дверей.
– Нет, – согласилась Селина. Тут ее осенила новая идея, и глаза ее было засверкали, но они тут же погасли, когда она представила себе мистера Эллендейла, проникающего в дом Кардросса под видом трубочиста.
– И к чему говорить об этом, – сказала Летти, подводя черту под разговором, – на чердаке всегда полно прислуги. Так что хватит болтать ерунду!
– Ничего не ерунда! Ты же так не думала, когда мы читали эту роскошную историю о девушке, которую ее дядя держал взаперти, чтобы она согласилась выйти замуж за его сына, – у него еще был злодейский вид, и два свирепых мастифа, и…
– То книжки! – нетерпеливо вскричала Летти. – А это вправду!
Глава 8
Летти провела на Брайанстон-сквер весь день; и велика же была радость миссис Торн, вернувшейся после затянувшейся поездки по магазинам, когда она увидела у себя в доме Летти. Они должны были купить шелк и муслин для будущего подвенечного наряда Фанни; и хотя поход по магазинам носил характер предварительной разведки, они накупили столько всяких мелочей, что все оставшееся время, что Летти провела у них в гостях, они только об этом и говорили. Миссис Торн, правда, заметила, что у Летти какой-то невеселый вид, но приписала его капризу и не обратила на это особого внимания, только позволила себе не слишком благовоспитанно заметить, что, несмотря на разницу в три года, она никогда не думала, что Фанни выйдет замуж раньше кузины.
Тем временем для Нелл день проходил обычно, если не сказать скучно, и поскольку такие комнатные занятия, как вязание, плетение кружев и бахромы или попытка разложить пасьянс – развлечение, которому так любезно научил ее принц-регент, – не давали ей отвлечься от тревожных мыслей, она вскоре стала жалеть, что отказалась даже от такого невинного развлечения, как утренник с французскими сельскими танцами, на который была приглашена. Вообще-то, казалось, ей никакого времени не хватит для того, чтобы успеть во все места, куда ее приглашали, потому что сезон был в разгаре, и каких только развлечений не предлагалось – от «венецианского завтрака» до «большой прогулки на воздушных шарах»; а в кратких промежутках между всеми этими развлечениями она либо отдавалась в руки мистера Блейка, в котором смехотворное самодовольство сочеталось с истинным талантом к созданию дамских причесок, либо позировала для портрета мистеру Лоуренсу. Кардросс заказал ее портрет в полный рост, и, поскольку Лоуренс после смерти Хоппнера стал самым модным портретистом в Англии, это обошлось ему в кругленную сумму – четыреста гиней. Но мистер Блейк всего неделю назад сделал ей модную стрижку, и теперь работу над портретом пришлось отложить, пока волосы не отрастут до прежней длины. Ей не хотелось идти одной на выставку Королевской академии в Сомерсет-Хаус, потому что это было бы не только скучно, но и могло бы сделать ее легкой добычей для какой-нибудь другой одинокой дамы, например миссис Берри, которой можно было восхищаться, но только не любить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82