– Но, Джайлз, ты ничего не понимаешь! Он же уезжает в Бразилию!
– Он мне сказал об этом.
– Может быть, ты думаешь, что я не смогу там жить? Мне кажется, что там прекраснейший климат!
– Здоровый, – поправил он.
– Да, и в любом случае – я никогда не болею! Не веришь, спроси тетушку!
– Почему, верю. Давай не заводить еще одного изнурительного спора! Я уже сегодня наслушался, но никакое красноречие не заставит меня согласиться на твой брак с неимущим молодым человеком, который собирается увезти тебя на край света, пока тебе не исполнится восемнадцати или не пройдет года, как ты начала выезжать.
– Какая разница! И хотя я согласна, что было бы неблагоразумно выходить за Джереми, если бы я тоже была неимущей, но ведь я не неимущая, так что и это неважно!
– Обещаю тебе дать свое согласие, если после его возвращения из Бразилии ты еще не передумаешь выходить за него.
– А что, если какая-нибудь гнусная интриганка вынудит его жениться на ней? – спросила она.
– Он заверил меня, что его натура отличается постоянством, так что будем надеяться, что это защитит его от всяких интриганок, – небрежно ответил граф.
– Но ты в это не веришь! Ты вообще не хочешь, чтобы я выходила за него замуж!
– Конечно не хочу! Боже мой, малышка, как я могу хотеть, чтобы ты так безоглядно бросалась собой, да еще помогать тебе в этом, когда ты только что сошла со школьной скамьи?
– Если бы он был богат и знатен, ты бы не говорил, что я слишком молода!
– Если бы он был богат и знатен, моя дорогая, ему не пришлось бы служить каким-то секретарем в Рио-де-Жанейро. Но если хочешь знать, я вообще не хотел бы, чтобы ты выходила замуж в ближайшие год-два.
– Не говори со мной так, будто я глупая девчонка! – возмутилась она.
– Ну, я не могу сказать, что считаю тебя особенно умной, – сказал он.
– Может быть, я и не умная, но я вовсе не девчонка и знаю, чего хочу! Ты тоже не очень-то умен, если думаешь, что мои чувства изменятся или что я забуду Джереми! Я буду его помнить и буду несчастной целых два года, а может быть, и дольше! А тебе все равно, и я вижу, что ты вовсе не добрый, как я думала раньше, а ужасно жестокий!
– Вовсе нет, – весело сказал он. – Я уверен, ты не впадешь в уныние, как бы тебе этого ни хотелось. Тебя ждет столько балов, столько новых и очень дорогих платьев…
– Они мне не нужны!
– Так я тебе и поверил! Ты что, хочешь отказаться от светской жизни?
Она бросила на него уничтожающий взгляд.
– Можешь смеяться надо мной, но предупреждаю тебя, Кардросс: я намерена выйти замуж за Джереми, и ты мне не помешаешь!
Он ответил ей только ироническим поклоном; наградив его еще одним испепеляющим взглядом, она с решительным видом выскользнула из комнаты; правда, ее уход был омрачен: складка платья из тонкого сиреневого муслина оказалась прижата захлопнутой дверью, и, чтобы освободиться, ей пришлось снова открыть дверь.
Минут через двадцать в комнату тихонько вошла Нелл. Граф сердито поднял голову, но при виде стоящей на пороге жены выражение его лица изменилось, он улыбнулся и весело спросил:
– Как вам удается, Нелл, всегда быть еще более красивой, чем я о вас думаю?
Она смутилась и покраснела.
– Я очень надеялась понравиться вам в этом платье, – наивно созналась она.
– Оно мне нравится. Вы надели его в надежде ослепить меня настолько, чтобы я заплатил за него?
Это было сказано так шутливо, что у нее поднялось настроение. Ей стоило немалой решимости в то утро заставить себя прийти в библиотеку, так как почта принесла весьма неприятное известие. Поскольку граф платил главному почтовому отделению пять шиллингов за доставку утренней лондонской почты, на подносе вместе с завтраком Нелл уже лежало вежливое уведомление от мадам Лаваль о том, что бальное платье из кружева шантильи все еще не оплачено. Это было не слишком приятное начало дня. У Нелл пропал всякий аппетит, ее охватил такой ужас, что в течение часа она не могла придумать иного выхода из положения, кроме как сесть в первый же почтовый дилижанс, направляющийся в Девоншир, и искать убежища у своей матушки. Однако после долгого размышления она поняла, что это было бы крайне неразумным поступком и, поскольку вероятность того, что избавляющий от страданий внезапный удар молнии падет на ее голову, крайне ничтожна, ей остается только признаться во всем Кардроссу, искренне веря, что он поймет, как могло так случиться, что она забыла отдать ему счет мадам Лаваль вместе со всеми остальными, когда он потребовал отдать ему все счета.
Но чем больше она об этом думала, тем меньше надеялась на его понимание. Она едва не теряла сознание от страха, вспоминая его суровые слова. Он спросил ее, уверена ли она, что отдала ему все счета; он предупредил ее об ужасных последствиях, которые ожидают ее в случае, если она лжет; и хотя потом он просил ее не бояться его, вряд ли можно было ожидать, что он спокойно встретит известие о том, что жена забыла о счете на триста тридцать пять гиней. Едва ли он вообще поверит, что она забыла о нем. Она и сама была возмущена своей рассеянностью. Она была настолько уверена, что отдала этот счет Кардроссу вместе с другими счетами, которыми был набит ящик, что, увидев напоминание от мадам Лаваль, решила, что эта модная портниха ошиблась. Но после лихорадочных поисков предыдущий счет отыскался: он оказался в самом дальнем углу ящика. Из всех долгов это был самый крупный, так что поразивший Кардросса счет за шляпку померк на его фоне. Она даже не смела предположить, что он ей скажет и, тем более, что сделает. В лучшем случае он еще раз убедится в ее невероятной расточительности – она знала, что это действительно так, – и очень рассердится, хотя и простит ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82