Он застонал, рассматривая ее красоту дюйм за дюймом.
После того как он нагнулся и снял с нее башмаки и чулки, Филип поднял Габби и на руках перенес в ванну. Взяв мыло с умывальника, он стал намыливать ее тело.
Розовый оттенок ее кожи стал еще гуще – От его интимных прикосновений чувства ее бурлили, ноги подкашивались, но она стояла, как мраморная статуя, с закрытыми глазами, чтобы не выдать чувства унижения.
– Садись, – приказал он как будто непослушному ребенку. Габби, не думая, повиновалась, довольная, что скроется под мыльной водой. Потом, к ее новому разочарованию, он стал намыливать ее голову, а потом тереть так, что она вскрикнула.
– Теперь полощи, – сказал он, отворачиваясь. Она послушно окунула голову в воду, чтобы смыть мыло. После нескольких таких окунаний волосы стали блестящими, как золотой нимб. Габби обернулась в поисках полотенца и с ужасом увидела, что Филип снял с себя всю одежду.
– Что... что вы делаете? – спросила она со страхом, смущенно отводя взгляд.
– То, что мне хотелось сделать с того самого момента, как я тебя увидел, и что вынужден был отложить. – Он подошел ближе и протянул ей полотенце.
– Я еще не готова вылезать, – запротестовала она, ныряя обратно в остывающую воду, стараясь не глядеть на его восставшее мужское естество.
– Готова, малышка, – ответил он с вызовом, вынимая ее из ванны, и стал вытирать ее полотенцем, пока ее кожа не заблестела.
– Ну а теперь что вы хотите сделать? – спросила Габби, недоверчиво глядя на него.
Филип отступил и посмотрел на нее озадаченно.
– Наверняка твоя мать говорила тебе о том, что тебя ждет? Она мне обещала.
– Она сказала мне только то, что я должна вам покориться, и больше ничего. – При этих словах Габби вызывающе посмотрела на него, как бы давая понять, что она не собирается следовать материнскому совету.
– Боже мой, неужели мне придется быть не только возлюбленным, но и учителем? – в ужасе воскликнул Филип. – Ну что же, моя невинная малышка, вижу, что должен объяснить тебе то, о чем умолчала твоя матушка.
После этого, без всякого вступления Филип в самых прямолинейных выражениях объяснил Габби, что он собирается сделать. Он сказал, что ей пора обучиться роли, которую ей суждено играть в его жизни, и со снисходительной улыбкой наблюдал, как сменялись чувства на ее выразительном лице.
Губки Габби сложились в виде буквы О, а ее нежные белокурые брови поползли вверх.
– Но это невозможно, – жалобно возразила она. – Ведь вы слишком... То есть я хочу сказать, что я... – От смущения она замолчала. По выражению его лица она поняла, что он сказал ей правду и что ей придется вынести этот позор.
– Это не только возможно, малышка, но даже приятно, – пообещал он таинственно. Габби открыла рот, чтобы возразить, но он закрыл ее губы мучительным, медленным поцелуем, его язык настойчиво проникал в рот. Она стала бороться, пыталась своими слабыми кулачками наносить удары по его плечам и спине, но ее мольбы и жалобы заглушал звук ветра.
Он был как одержимый. Ее похожие на бутоны соски как будто были созданы для его губ, и от его ласк они затвердели. Его губы и руки были повсюду, когда он пытался вызвать искру желания в ее дрожащем теле. Страсть его росла, пока он покрывал поцелуями ее груди и живот, а Габби внутри была как мертвая, до смерти перепуганная мужчиной, который домогался ее. Наконец, не в силах сдержать сжигавший его огонь, он раздвинул коленом ее ноги и схватил ее за ягодицы, чтобы она перестала биться.
– Послушайся совета твоей мамочки, дорогая, – сказал он, – потому что, если ты будешь сопротивляться, тебе будет труднее. Сначала будет больно, но я тебе обещаю, что в следующий раз будет лучше.
Габби сжала зубы, напряглась всем телом и приготовилась к тому моменту, когда он войдет в нее, дав себе слово, что никогда не согласится добровольно на это осквернение ее тела.
Хотя Филип старался быть мягким, из-за сопротивления Габби это было невозможно. Его вожделение было похоже на пульсирующее чудовище, и желание было так велико, что он не смог сдержаться, когда с силой вонзился в ее протестующую плоть. Боль была так сильна, что она закричала. Он знал, что причиняет ей боль, но не мог остановиться, продолжая двигаться быстрыми толчками, вдавливая ее маленькую фигурку в матрас. От этих толчков у нее потемнело в глазах, и, когда ей казалось, что больше она уже не выдержит, он напрягся, застонал и забился в судорогах. Габби была поражена, когда его тело охватила дрожь, и удивилась тому, что действие, которое причинило ей такую боль, довело ее мужа до такого очевидного блаженства.
– Прости меня, милая, – сказал Филип, отодвигаясь от нее, – но ты не позволила мне быть с тобой мягким. Ты сопротивлялась, как будто я какой-то зверь. Вытри глаза, – добавил он более мягко. – В следующий раз будет лучше.
– Вы собираетесь опять изнасиловать меня? – закричала Габби.
– Изнасиловать? – невозмутимо переспросил Филип. – По-твоему, это насилие, когда мужчина занимается любовью со своей законной супругой?
Фиалковые глаза Габби широко раскрылись и наполнились слезами. Он вел себя ужасно, жестоко, силой подчинил ее своей воле. Ее тело было осквернено. Он взял ее против воли, а, с точки зрения Габби, это было то же самое, что изнасилование.
– До тех пор, пока вы будете заставлять меня, я не могу назвать эти отвратительные действия иначе как изнасилование, – сказала она бесстрастно. – Вы принудили меня силой. Я никогда вам этого не прощу. – К этому времени слезы ручьями текли у нее по щекам. – Я ненавижу тебя, Филип! – закричала она, сама удивившись своей смелости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110