Особое же внимание ей стал уделять этот Фрэдди после того, как узнал, что дивное сие создание пользуется у его деда исключительным благорасположением. Предаваясь подобным мыслям, Анна снова и снова оценивающе оглядывала Чину. Да, она и впрямь прелестна! Ни у кого из тех, кого знала Анна, не было таких феерически рыжих волос, как у этой девочки, и никто не мог похвастаться такими, как у неё огромными, выразительными глазами, выглядевшими еще зеленее, чем окрестные сады.
В те времена, когда идеалом красоты считалась шаловливая девочка с нежными голубыми глазами и золотистыми локонами, внешние данные Чины, казалось, были далеки от совершенства. Однако в действительности дело обстояло иначе. Господь Бог, благословив девушку – или, напротив, прокляв, как порой в эти нелегкие дни думала с горечью в сердце Анна, – наделил ее стройной невысокой фигуркой и чарующе милым лицом, на котором выделялся благородной формы рот с чувственными губками, соблазнительными, на взгляд мужчин, особенно тех из них, кто обладал теми же наклонностями, что и Фрэдди.
– Чина, – сказала вдруг Анна, – ты не думала о том, чтобы вернуться в Бадаян? Теперь, когда его светлости больше нет в живых, тебе вроде бы нечего делать здесь.
– Вернуться в Бадаян? – как эхо, повторила Чина. – Нет, не думала об этом... Правда, не думала.
Но девушка лукавила, правдой на самом деле было то, что после смерти его светлости она только и думала о возвращении на родину. Однако посвящать в свои мысли Анну Чина никак не желала: во-первых, ей было тяжело говорить своей воспитательнице о предстоящей разлуке, а во-вторых, и это главное, она понимала, что для того, чтобы уехать, ей придется обратиться за помощью к Кэсси, поскольку больше не у кого было попросить на дорогу денег. Девушка посмотрела на Анну глазами, полными грусти. Она думала в этот момент не только о потере своего горячо любимого дядюшки, но и о том чувстве одиночества, которое испытывала в течение целого ряда лет, начиная со дня отъезда ее из Индонезии, когда она отправилась в Англию получать, по словам ее матери, «настоящее западное образование».
Воцарившееся на короткое время молчание нарушалось лишь потрескиванием дров в камине. Первой заговорила Чина.
– Даже если бы я и захотела вернуться домой, то не смогла бы сделать это, – молвила она, – у меня просто-напросто нет для этого денег.
Ей нелегко было произнести эти слова. Но отличавшие ее прямота и честность пересилили гордость, и к тому же для нее не имело никакого смысла лгать, тем более Анне, которая, как помнила Чина, оставалась все эти годы преданной ее компаньонкой и другом.
– О, моя дорогая, деньги-то у тебя, разумеется, найдутся! – воскликнула Анна многозначительно. – Лорд Линвилл, без сомнения, отписал тебе немалую сумму в своем завещании. Во всяком случае, на обратную-то уж дорогу хватит.
В глазах Чины вспыхнула неожиданная надежда.
– Ты и в самом деле полагаешь так?
– Не думаешь же ты, что он забыл о тебе!
Чина улыбнулась горячности Анны. Однако ее наставница, несомненно, была права, дядя Эсмунд не мог забыть свою любимицу. Хотя граф делал все от него зависящее, чтобы жила она в радости, ему было ясно, что родным домом для нее всегда будет Бадаян. И действительно, если бы не его искренняя любовь и нежная заботливость, долгие годы, проведенные ею на чужбине, были бы просто невыносимыми.
Как медленно тянулось время после ее прибытия в Англию! Недели казались месяцами, месяцы – годами! И как бы ни пыталась Чина пореже вспоминать о своей родине, ей казалось, будто не было ни минуты, когда бы она не грезила о далеком острове ее детства. И в самом деле, перед ее мысленным взором постоянно всплывали и белый песок вдоль морского прибрежья, и пронизанные душными испарениями джунгли, и высокие горы, и величественный простор океана. Она старалась не думать о том, что сырой и унылый климат Англии напоминает ей то и дело с издевкой об оставшихся в прошлом тепле и солнце, которых ей так не хватало теперь.
Самыми тяжелыми для Чины оказались годы, проведенные ею в семинарии миссис Крэншау, как называлось среднее учебное заведение для молодых леди, расположенное в самом сердце графства Кент и обязанное своей блестящей репутацией в основном очаровательным, вылощенным манерам его выпускниц, в чьих лицах нельзя было заметить и тени страданий, пережитых юными воспитанницами, особенно Чиной Уоррик, в толстых, поросших плющом стенах этого почтенного учреждения.
С первого же дня своего пребывания в семинарии она стала изгоем, причиной чему послужили не только ее огненно-рыжие волосы и непривычно темный цвет кожи, но и тот весьма прискорбный факт, что прадед Чины по отцовской линии – сэр Кингстон Уоррик, известный в свое время проходимец, – вынужден был покинуть Англию после того, как, если верить слухам, избил до смерти одного джентльмена. Кроме того, сказалось на ее положении и то обстоятельство, что родилась она на далеком острове в Индонезии – стране язычников, хотя, с одной стороны, появление ее на свет в экзотическом крае придавало ей ореол романтичности, с другой оно же возводило незримый барьер отчужденности между Чиной и остальными воспитанницами. И в глазах ее язвительных школьных подруг она всегда оставалась смешной и нелепой.
Растопить лед отчуждения не сумели прирожденное ее дружелюбие и добросердечность. К тому же яркая, броская красота девочки не располагала к Чине и содержательницу семинарии Оливию Крэншау, придерживающуюся строгих викторианских правил, имевшую характер ограниченный и педантичный, чрезмерно щепетильную в вопросах морали и полностью лишенную чувства юмора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159