Поначалу он собирался отбыть в Сомерсет до наступления зимы, но все больше понимал, что негоже оставлять имение без присмотра, хотя не задумываясь делал это раньше. И потом, были другие, более существенные причины, по которым отъезд откладывался, среди них - его жена.
Хью не нужно было смотреть на Иден, чтобы понять, что одиночества, которое причинило ей столько боли после смерти отца и потом, в Дели, больше не было. Кровные узы, связывающие ее с Фрезерами, оказались куда сильнее, чем дружба с обитателями зенаны во дворце Маяра, и Хью не хотел отрывать ее так быстро от вновь приобретенной, любящей семьи.
Хью вообще все больше сомневался, что Иден согласится уехать с ним в Сомерсет. Последние дни она выглядела довольной и умиротворенной, как никогда раньше. В ней появились удивительная безмятежность и какое-то сияние, которых не было в том беспокойном, воинственном создании, что Хью повстречал в Раджастане. Глядя, как она смеется и болтает на ломаном гэльском со слугами или играет в шахматы с сэром Хэмишем с не меньшим рвением, чем тот, он удивлялся: как он мог подумать, что она подходит в жены маярскому радже? В Иден текла настоящая шотландская кровь, чего бы никогда не подумали те, кто знал о годах, проведенных ею в Индии. И Хью не был уверен, что строго регламентированная жизнь в Сомерсете доставит ей такое же удовольствие.
«Но мне нужно поехать, - сказал себе Хью, лежа в постели однажды ночью, прислушиваясь, как бьется ветер в окно и потрескивают тихонько поленья в камине. - Поеду после Рождества или после Нового года», - решил Хью, глядя на профиль спящей жены. Но тут же вспомнил, что зимние бураны после Нового года засыпают горные дороги такими сугробами, что, наверное, лучше дождаться весны.
Иден что-то тихо пробормотала во сне, прервав его размышления. Хью повернулся к ней и нежно обнял. Она вздохнула, прижалась к нему, и Хью почувствовал, как ее тело обмякло и она погрузилась в глубокий сон.
«Обдумаю это завтра, - решил он, склоняя голову и лаская губами ее волосы. - Или послезавтра, а лучше - на следующей неделе…»
Через шесть часов он встал, оделся и в ожидании, пока приведут из конюшни коня, пил чай. На востоке уже голубело холодное осеннее небо, и сэр Хэмиш после короткого старческого сна потирал руки, жалуясь на холод:
- Да, знаете ли, никак не могу привыкнуть к холоду. Так и тянет в Индию - к жаре и зимним муссонам на северо-западной границе. Никогда не замерзал там так, как здесь, до самых костей… Видел из окна, как твоя жена отъехала полчаса назад на своем шальном жеребце, - добавил он, меняя тему разговора. - Не годится ей разъезжать в одиночестве, особенно так рано. Неприлично, я бы сказал.
- Поверьте мне, дядя, - с улыбкой отозвался Хью, - Иден вполне способна постоять за себя.
Генри внимательно посмотрел на племянника.
- Черт побери, - задумчиво произнес он, - да ты, кажется, влюбился в нее, Хью? Так не похоже на тебя давать женщине столько свободы. Совсем не похоже.
Хью пожал плечами, загадочно улыбаясь.
- Спорю, что на такой поворот событий ты не рассчитывал, когда контрабандой вывез ее из Маяра, - проницательно заметил сэр Хэмиш. - Я прав?
Хью с любовью поглядел на старика:
- Сэр, вы неизлечимый романтик, несмотря на всю свою военную выправку.
- Это все из-за Индии, дорогой мой! Иначе и быть не может после стольких лет жизни среди такой соблазнительной красоты.
- Красоты или красоток? - понимающе улыбнулся Хью.
- И красоток тоже, - согласился сэр Хэмиш. - Как офицер и джентльмен, я просто не мог не содержать несколько красавиц в bibigurn позади своего бунгало. - Он уставился в свой кофе с мечтательным выражением, потом вздохнул и заметил, что славные дни правления Компании были лучшим временем его юности и, будь он на десять - двадцать лет моложе, ничто бы не помешало ему вернуться на Восток с первым же пароходом. - Послушай моего совета, держи ее в руках, - добавил он, опуская чашку на стол и надевая пиджак. - Своенравное создание, которому нужна твердая узда.
- Постараюсь, - пообещал Хью, - насколько Иден позволит.
Через пять минут он уже ехал рысцой по прихваченной морозцем траве, выдыхая клубы пара. Холодное голубое небо на горизонте окрашивалось в нежно-розовый цвет, а последние звезды медленно таяли на утреннем небосклоне. Из окна одинокой хижины струился свет, но скоро скрылся за поворотом. Хью свернул на длинную аллею, ведущую от усадьбы к овечьим загонам. Еще издалека он услышал собачий лай и возбужденное блеяние. Переехав через выгнутый мостик, Хью остановился у свежепобеленного хлева и посмотрел, как Саймон Маккензи руководит маркировкой и разделением овец на зимние гурты. Загоны были уже полны овец, и одинокий пастух с помощью длинношерстной шотландской овчарки выбраковывал тех, которые были бесплодны. Животные в панике метались и блеяли, над загоном словно дым стояло облако пара, в воздухе витал запах сырой шерсти и свежего навоза.
- Мы с ними к обеду управимся, ваше сиятельство, - подходя к Хью, сказал Саймон Маккензи. Он был среднего возраста, говорил негромко, от многолетней тяжелой работы плечи у него ссутулились, но во всем облике безошибочно угадывались несгибаемая гордость и мягкий юмор - обязательные качества горных шотландских кельтов. - Ее сиятельство выбраковывает быстрее, чем мы успеваем их рассортировать, - добавил он, одобрительно кивая в сторону загонов.
- Кто? - переспросил Хью, нахмурившись, он не очень внимательно вслушивался в слова овчара.
Саймон показал рукой на загоны. Хью повернулся туда и посмотрел на одинокую фигуру, которую он вначале принял за одного из сыновей Маккензи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136