— Как давно вы работаете у отца?— Около четырех лет, — ответил молодой человек.— Странно… Что-то я не помню вас, — пожала плечами Синтия. — А что вы делали на ранчо?— Я не работал на ранчо, — последовал лаконичный ответ.— Но вы же сказали, что вы из Раунд-Хауса.— Да, за вами я приехал оттуда, — кивнул Дэйв. — Но работаю я на Роки-Маунтейн-Сентрал.— А-а, теперь понятно. Стало быть, вы человек, «которому покоряется сталь»?— В некотором смысле я имею отношение к этим людям.— Не сомневаюсь, что мой отец поделился с вами своей безумной идеей о строительстве прямой ветки между Денвером и Далласом, — улыбнулась Синтия.— Мне это вовсе не кажется безумной идеей, мисс Маккензи, — заметил Дэйв. — Если человек верит во что-то так горячо, то это не может быть смешным.— Да, но не следует поддерживать сумасшедшие идеи, — вздохнула девушка. — Впрочем, все равно жаль, что папа скорее всего так и не воплотит свою идею в жизнь.— Что ж, он прожил достаточно долго и видел, как все начиналось.Девушка с недоумением пожала плечами:— Что вы хотите этим сказать?Не скрывая презрения, Дэйв сказал:— Жаль, что вы не поддерживали связь с отцом, мисс Маккензи. Мы уже проложили две сотни миль этой ветки.Синтия была так удивлена, что не решилась продолжать дальнейшие расспросы. Слишком многое ее сейчас тревожило, чтобы думать, почему Дэйв Кинкейд так неодобрительно относится к ней.Когда коляска въехала в ворота Раунд-Хауса и Синтия увидела их ранчо — высокий дом, одиноко стоящий в окружении осин и сосен, — к горлу подкатил ком.— Остановитесь на минутку, Дэйв, — попросила она. — Пожалуйста.Молодой человек потянул на себя поводья.— Что-нибудь случилось, мисс Маккензи?— Представьте себе, я и не думала, что приезд сюда так сильно подействует на меня, — проговорила девушка. Кинкейд повернулся к ней.— Да, зрелище потрясающее, — кивнул он. — Когда я увидел его впервые, то был поражен. Должно быть, все это немало стоило.— Так и есть, — кивнула девушка. — Разбогатев на золотых приисках Калифорнии, отец приехал сюда в пятидесятом году и начал строить дом. Строительство продолжалось два года. В это время он познакомился с моей матерью — дочерью местного священника — и влюбился в нее. — Девушка улыбнулась. — Мою маму звали Элизабет Макгрегор, но папа всегда называл ее просто Бетси.— И в честь ее назвал свой первый паровоз? — спросил Дэйв.Девушка удивилась:— Откуда вы это знаете?— Он часто говорил об этом, — ответил Дэйв. Тон его немного смягчился.Вздохнув, Синтия продолжала:— Когда дом был построен, папа с мамой поженились и завели ранчо.— Кстати, он никогда не говорил, почему решил заняться железными дорогами.— Когда в шестьдесят девятом была построена трансконтинентальная дорога, папа понял, что железная дорога необходима и здесь, — сказала Синтия, — тогда он и начал строить Роки-Маунтейн-Сентрал. А потом отец задумал соединить ветку, ведущую из Колорадо, с Юнион-Пасифик, что проходит в Вайоминге и Небраске.— Я помогал ему строить некоторые ветки, — заметил молодой человек.— А после смерти мамы…— Когда ее не стало?— Десять лет назад. Она упала с лошади и свернула себе шею. Папа чуть с ума не сошел от горя. Потом, заинтересовавшись железной дорогой, он все свои силы отдал ей, — вздохнув, промолвила девушка.— И за это вы отвернулись от него?— Вовсе я не отворачивалась от него! — негодующе вскричала Синтия. — Я была рада, что он хоть как-то отвлекся от горя! Можете ехать, Дэйв!Как только экипаж подъехал к подъезду особняка, навстречу Синтии выбежали ее сестры.— Бет! Энджи! — Не дожидаясь помощи Кинкейда, Синтия спрыгнула и бросилась к ним.Обнявшись, девушки встали в круг. Бет, вырвавшись из объятий, воскликнула:— Ах, Тия, как я рада тебя видеть. Поверь, мы так по тебе скучали.— Мне тоже вас недоставало, — призналась Синтия. До этого мгновения она не осознавала, как тяжело было у нее на душе. Ведь в детстве она и Бет были неразлучны. Улыбнувшись, Синтия заглянула в полные слез глаза сестры и сказала:— А ты, как всегда, хороша собою, Бет.— А ты стала еще прелестнее, — заметила Бет. Отступив назад, Синтия посмотрела на Энджелин. За два прошедших года младшая сестра, Энджелин, почти не изменилась.— Боже мой, Энджи, а ты! Ты превратилась в настоящую красавицу!— А чего ты ждала? — пожала плечами Энджелин. — Мне уже двадцать. — Она усмехнулась, убрав с лица темный локон.Синтия, покачав головой, грустно сказала:— Мы все стали немного старше.— Синтия Маккензи, мне только двадцать четыре, а тебе — двадцать три, — строго проговорила Бет. — По-моему, нам еще рановато садиться в кресла-качалки и вязать чулки. — Обняв сестру, она сказала:— Ох, Тия, как я рада, что ты снова дома. — В ее голосе послышались нотки отчаяния.— Как папа? — осторожно спросила Синтия.— Мы стараемся делать все, чтобы ему было лучше. Он будет очень рад видеть тебя.— Что говорит доктор?Глаза Бет наполнились слезами.— В легких накапливается жидкость, и он кашляет кровью. Папа так слаб, Тия, что может уйти в любую минуту. Мне кажется, он усилием воли заставил себя дожить до твоего возвращения домой. Здесь очень холодно. Пойдем-ка в дом, — сказала она, взяв Синтию под руку.В огромном вестибюле ничего не изменилось: мраморные плиты на полу, выписанные отцом из Италии, сверкали как зеркала; темные балюстрады красного дерева и дубовые ступени парадной лестницы тускло блестели на свету.Оглядев одежду Синтии, Энджи пришла в восторг:— Ох, Бет, смотри, какая шикарная шляпка! — Она примерила шляпу на себя. — Тия, где ты купила ее?— В Париже, Тыквочка.— Подумать только, настоящая парижская шляпка! Ты в ней выглядишь потрясающе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95