Немного полюбовавшись этой впечатляющей картиной, Гарт разулся, закатал штанины и, зайдя в воду, в течение некоторого времени пытался ловить форель руками. Поняв, однако, то подобный способ успеха не принесет, он вернулся на берег, срезал с ближайшего дерева подходящую ветку, очистил ее от листвы и заточил с одного конца. С этим приспособлением ему удаюсь через пару минут загарпунить первую рыбину.
Рори между тем приготовила ветку потоньше и нанизала на нее добычу, после чего занялась сбором дров разведением костра.
К тому моменту когда был готов кофе, Гарт успел увеличить свой улов до пяти штук.
– Думаю, нам этого хватит, – сказал он, сняв с ветки три рыбины.
– Конечно, – согласилась Рори. – А две другие южно отвезти папе.
После того как Гарт почистил рыбу, Рори порезала на части и быстро пожарила.
В это время к костру приблизился Сэдл. Несмотря на все старания, псу на этот раз ничего не удалось поймать, и Рори дала ему несколько аппетитно пахнущих кусков.
– Ты это здорово придумал, – похвалила она Гарта, когда они съели все до последней крошки. – Даже не припомню, чтобы раньше мне приходилось есть такую вкусную рыбу.
– Пожалуй, стоит поймать еще пару штук к обеду. Думаю, Пэдди будет доволен.
– Ты очень заботлив… Слушай, а где ты научился подобному способу ловли? Так вроде бы делают индейцы.
– В армии многому можно научиться, причем не только умению воевать… Иногда между боями, если поблизости имелась речка или какой-нибудь водоем, мы разнообразили свой рацион свежей рыбой. Но так как сидеть с удочкой времени не было, пришлось научиться пользоваться острогой.
– Так ты говоришь, твой дом находится в Виргинии?
– Да, на юго-востоке штата, около Уильямсберга между реками Йорк и Джеймс. Фрейзер-Кип – наше родовое гнездо на протяжении уже одиннадцати поколений.
– Даже не представляю, каково это – иметь возможность настолько глубоко проследить свои корни, знать, что твои прапрадеды жили под той же самой крышей. Я знала только своих родителей да еще бабушку с маминой стороны. Правда, в Ирландии у меня есть дядя и тетя, но я их никогда не видела. А твои родители живы?
– Нет, они умерли во время войны от холеры. Тогда же умер и шестимесячный сын моего брата Уилла – ведь лекарства в те дни достать было невозможно.
– Я тебе очень сочувствую, – погрустнев, произнесла Рори. – О Гражданской войне я знаю немного, но, конечно, в ней было много трагического.
– Да, чего-чего, а этого было хоть отбавляй… Боевые действия начались в шестьдесят первом – вроде бы ради того, чтобы сохранить союз и не позволить некоторым штатам отделиться. Потом, в шестьдесят третьем, после того как Линкольн принял закон об отмене рабства, цели вдруг изменились, и на нас пошли уже под предлогом необходимости дать рабам свободу.
– Ну по крайней мере какую-то пользу война все же принесла. Я считаю, что любой человек, какого бы цвета ни была его кожа, вправе сам распоряжаться собой.
– Дело совсем не в этом! Вашингтон развязал войну, преследуя сугубо эгоистические цели, тогда как проблему рабства можно и нужно было решать в залах конгресса. Разве не для того мы избираем политиков? Если их целью была именно ликвидация рабства, то почему они не отменили его в шестьдесят первом, в самом начале войны? Поскольку Юг к тому времени уже практически отделился, при голосовании закон прошел бы как по маслу. Так почему же Линкольн ждал целых два года, прежде чем объявить об отмене рабства?
– Ну да, почему? – спросила Рори, пораженная эмоциональностью Гарта и горечью его слов.
– Понимаешь, эти лицемеры были слишком напуганы, поэтому и не решались предпринять подобный шаг раньше. Они боялись, что Конфедерация победит и их вышвырнут из уютных кабинетов. Хотя у нас не было такого военного флота, железных дорог и развитой промышленности, как у северян, да к тому же Юг уступал Северу в средствах и численности войск, мы поначалу одерживали победы в этой проклятой войне. Тогда у северян не было толкового командования, и после того, как генерал Ли отверг их предложение, они долго не могли найти хорошего полководца. Только через два года северяне поставили, наконец, во главе своей армии генерала Гранта. Несколько раз они побеждали в незначительных боях, но вообще генерал Ли и другие наши полководцы постоянно их переигрывали, несмотря на то что мы раза в два уступали им в численности и были хуже вооружены. Народ на Севере уже начал сомневаться в разумности продолжения войны, но потом, в сентябре шестьдесят второго, произошло сражение при Шарпсберге, и все переменилось. У нас и людей уже было мало, и боеприпасов с продовольствием не хватало. Как видно, после того боя вашингтонские политиканы уверовали в возможность победы и через пару месяцев подготовили свою «Прокламацию об освобождении». Издали, так сказать, боевой клич для поднятия духа.
– А почему Шарпсберг имел такое значение? – поинтересовалась Рори.
– Потому что это было первое крупное сражение, в котором генерал Ли потерпел поражение. Тот день даже прозвали «самым кровавым днем Гражданской войны»». Конфедераты тогда потеряли почти четырнадцать тысяч убитыми и ранеными, а северяне – свыше двенадцати тысяч. За один-единственный день погибли или были ранены двадцать шесть тысяч человек!
Потрясенная масштабом трагедии, Рори покачала головой.
– Среди погибших оказался и юный рядовой Джозеф Фрейзер – шестнадцатилетний сын моего брата.
– Ох! – тихо произнесла Рори и, протянув руку, сжала ладонь Гарта. – Сколько ж бед свалилось на вашу семью!
– Ну не только на нашу семью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85