Фиона ахнула и прикрыла ладошкой рот.
— Бедное дитя! Говори же скорей, что этот негодяй с тобой сотворил?
Виктория смущенно опустила глаза, упорно глядя в пол. Сказать по правде, ей не слишком хотелось обсуждать с мачехой свои отношения с Майлзом. Отвечать тем не менее придется.
— Он… он меня поцеловал, — с запинкой сказала девушка.
Фиона молчала, ожидая продолжения, но Виктория молчала тоже, и мачеха наконец не выдержала:
— Значит, он тебя поцеловал? И это все?
— Разумеется, как же иначе? Но его поведение возмутительно, поскольку мы с ним даже не обручены. — Лицо Виктории выражало оскорбленную невинность.
— M-м… Вообще-то целовать девушку до обручения не принято…
— То-то и оно! — с жаром произнесла Виктория. — Поэтому я и сказала ему, что не желаю его больше видеть.
— Ох, Тори! — простонала Фиона. — Неужели ты прямо так ему и сказала? Только потому, что он тебя поцеловал? Прошу тебя, милая, немедленно с ним помирись! Ты же знаешь, что мы можем потерять, если Майлз перестанет к нам ездить.
— А мне все равно! — в запале вскричала Виктория. — Мистер Уэлсли — настоящий дикарь, и я отказываюсь иметь с ним дело! — Заметив, что мачеха по-прежнему смотрит на нее с осуждением, она добавила: — К тому же он сказал мне одну неприличную вещь!
Фиона вопросительно изогнула бровь.
— Вот как? И что же он тебе сказал?
Виктория некоторое время пребывала в нерешительности, но потом осмелилась высказать все, что у нее наболело.
— Он сказал, что, хотя мне и нравятся его поцелуи, я слишком лицемерна, чтобы это признать.
Фиона изо всех сил старалась сохранить строгое выражение лица, хотя ее и разбирал смех.
— А как оно на самом деле?
— Что «на самом деле»?
— Ну.. нравятся тебе его поцелуи — или нет?
— Конечно же, нет! — Голос Виктории звенел от праведного гнева, но Фиона заметила, что падчерица на мгновение отвела глаза.
— Стало быть, его поцелуи тебя не волнуют?
— Ну… разве что самую капельку, — виновато пробормотала девушка. — Но это не дает ему права называть меня в глаза ломакой — и это после того, как я сказала ему, что не желаю его видеть!
— Бог мой, Тори! Майлз Уэлсли — самый обыкновенный молодой человек. Молодые люди не любят, когда их ухаживания отвергают.
— Мне все равно, что он любит, а чего — нет! Суть дела в том, что я отказываюсь встречаться с Майлзом. Я знаю, что мое решение расстроит тебя, Фиона, но ничего с собой не могу поделать.
— Тори, — негромко, проникновенно сказала Фиона, стараясь, чтобы ее слова дошли до сердца падчерицы. — Ты должна подумать о своем будущем. В конце концов, каждый здоровый молодой человек стремится…
— Ах, оставьте вы меня все с вашим будущим! Извини, Фиона, тебе придется подыскать для поместья другого покупателя. Понимая, насколько для нас важно благоволение виконтессы, я тем не менее торжественно тебе заявляю, что в обществе Майлза Уэлсли не проведу больше ни одной минуты.
Фиона с самым несчастным видом созерцала непокорную падчерицу, но, не желая длить эту сцену, сделала над собой усилие и предоставила Виктории «карт-бланш» — по крайней мере, на некоторое время.
— Я понимаю тебя, дорогая… Ты хотела прокатиться? Ну так иди катайся и не забивай себе всем этим голову. Обещаю, я что-нибудь придумаю.
— Спасибо, — прошептала Виктория, которая боялась, что разговор с мачехой закончится скандалом, чего, по счастью, не случилось.
И пулей вылетела из гостиной, опасаясь, что Фиона не выдержит и задаст ей еще какой-нибудь каверзный вопрос.
Стояло чудное весеннее утро. Виктория неспешной рысью трусила по дороге, которая проходила мимо поместий Пемброк и Уэлсли. Светило солнце, дул прохладный свежий ветерок, и настроение у девушки было под стать погоде — то есть превосходное. На душевном подъеме, который испытывала Виктория, в немалой степени сказалось и то, что она насовсем распрощалась с Майлзом Уэлсли. Кажется, даже Фиона уже не собиралась больше этому противиться.
По убеждению Виктории, все в ее жизни складывалось удачно. Правда, оставалось еще раздобыть денег — чтобы не умереть с голоду самой и выкупить у Фионы Кингз Рэнсома.
Но где, спрашивается, достать такую сумму? Виктория могла бы продать драгоценности, которые ей достались от матери, — но в графстве мало кто согласился бы дать за камешки настоящую цену, а в Лондоне у девушки не было ни одного знакомого, кому она могла бы довериться.
Уж не продать ли втайне от всех несколько двухлеток и трехлеток из табуна? Вряд ли Фиона точно знает, сколько всего на ферме коней.
Однако же, когда она обратилась с этим вопросом к главному конюху Джорджу, тот заявил, что все жеребята от рождения имеют документ, удостоверяющий их происхождение, а стало быть, они тоже записаны на Фиону. Прежде чем продавать молодняк, необходимо было заручиться подписью мачехи на каждом таком документе.
Погрузившись в размышления на эту тему, Виктория скоро пришла к выводу, что, продай она все, чем владела лично, вряд ли бы ей удалось выручить сколько-нибудь значительную сумму.
Уж не податься ли в таком случае в гувернантки или в компаньонки к какой-нибудь богатой старухе? Правильно! Нужно заехать к виконтессе Эшмонт и спросить, не нужна ли ей компаньонка. Прелестная идея, что и говорить! Виктория даже едва слышно хихикнула. Заявить старушке что-нибудь в таком роде: «Я не хочу жить в браке с вашим племянником, леди Эшмонт, но вместо этого я охотно буду жить с вами!»
Представив себе, что сказала бы на эти слова виконтесса, Виктория расхохоталась в голос.
Отсмеявшись, она снова глубокомысленно нахмурила брови и потрепала по шее свою кобылу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112