С огромным трудом удавалось ей пока лишь одно: хотя бы отчасти сохранять ясность мысли.
У нее кружилась голова, подгибались ноги, жар сильного мужского тела наполнил ее сладкой истомой. Майлз целовал ее жадно, неудержимо, властно, и его дерзкие поцелуи распаляли в ее крови неведомые прежде желания.
— Майлз!.. — едва слышно простонала Виктория — и не узнала собственного голоса.
Уверенно и нежно он ласкал ее плечи, перебирал пальцами шелковистые волосы.
Виктория понимала: еще немного — и она лишится чувств.
— Майлз, — простонала она, — прекратите… прекратите немедля…
К большому ее удивлению, он подчинился, но не разжал объятий, и его жаркое дыхание все так же касалось ее щеки.
Словно очнувшись от сна, Виктория открыла глаза. И сразу же увидела над собой голубые глаза Майлза, затуманенные страстью, чуть приоткрытые чувственные губы.
Девушка перевела дыхание, высвободилась наконец из объятий Майлза и отступила на шаг. На этот раз он даже и не пытался ее удерживать.
— Вы… Вам нехорошо? — тихо спросила она. — У вас такое странное лицо…
— Да уж, наверное… — пробормотал Майлз, прикоснувшись дрожащей рукой к своим губам. Желание терзало его нестерпимо.
Виктория все так же озабоченно на него смотрела, и он на миг прикрыл глаза, провел по лицу ладонью:
— У меня все хорошо.
Виктория знать не могла, что творится с Майлзом, но подозревала в этом последствия их страстного поцелуя.
Раскаяние захлестнуло ее. В самом деле, что должен был подумать о ней Майлз после того, как она позволила себе подобные вольности? Кто знает, вдруг он потерял к ней всякое уважение?
Придав на всякий случай своему лицу строгое выражение, она твердо заявила:
— Мистер Уэлсли, я не могу позволить, чтобы вы впредь…
Майлз в упор глянул на нее — и она смолкла.
— Прошу вас, ничего не говорите. Это все испортит. — Он притянул девушку к себе, зарылся лицом в ее темные волосы и шепотом добавил: — Пожалуйста.
— Но мы не должны… Это… это нехорошо.
— Не смейте так говорить! Мы не сделали ничего дурного. Мы просто поцеловались. Что плохого может быть в поцелуе?
Отстранившись, Майлз сердито сверкнул глазами и раздельно, чуть не по слогам повторил:
— Ни-че-го!
— Это у вас в Америке «ничего», а у нас в Англии так не делается!
— Все-таки, наверное, делается — как иначе объяснить, что в Англии все еще не перевелись англичане? В глазах Виктории вспыхнуло негодование.
— Как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне? — вскричала она. — Очень может быть, мистер Уэлсли, что подобная манера ухаживать хороша для общения с американками, но для настоящей английской леди она неприемлема!
— Вот сейчас вы угодили в точку.
— Угодила в точку? — пробормотала Виктория. — О чем это вы?
— Я говорю о том, что вы, сами того не желая, в нескольких словах показали разницу между английскими и американскими женщинами.
Викторию рассуждения Майлза заинтересовали.
— Так в чем же, по-вашему, заключается эта разница?
— В том, что британские женщины более всего озабочены поддержанием своего статуса «леди», в то время как американки предпочитают оставаться такими, какие они есть.
— То есть…
— То есть просто женщинами.
— Ах, так? — в ярости воскликнула Виктория. — Вы, значит, отдаете предпочтение «просто женщинам» перед леди?
— Во все дни недели, детка, включая воскресенье.
Виктория гордо вскинула голову и посмотрела на Майлза в упор.
— В моем представлении, сэр, вам более всего подходит определение «варвар».
— А в моем представлении, мисс, вас и вам подобных лучше всего характеризует слово «ломаки»!
— Ломаки?! — возмущенно выдохнула Виктория. — Вы и вправду считаете, будто я ломаюсь, утверждая, что мне не нравится, когда мужчина распускает руки?
— Не знаю, нравится вам это или нет, — хмыкнул Майлз, — хотя бы потому, что наш поцелуй не имеет с этим ничего общего. Зато я уверен в другом: вам нравится быть в объятиях мужчины, нравятся его поцелуи, просто вы с присущим вам лицемерием не желаете этого признавать. Целоваться и «распускать руки» — это не совсем одно и то же, и мне жаль, что вы не понимаете разницы.
— Только не надо меня жалеть, мистер Уэлсли! — вскричала Виктория, вскакивая в седло и разбирая поводья. — И прошу вас: не приходите ко мне больше. Отныне — и впредь!
С этими словами она, гикнув и кольнув лошадь шпорами, помчалась к дому наискосок через поля. Темные волосы ее бились и трепетали на ветру, словно черный пиратский флаг.
Майлз глядел ей вслед с улыбкой на устах.
— Ишь ты — «Отныне — и впредь!», — покачал он головой, повторяя последние слова Виктории. — Увидим, миледи. «Впредь» — понятие растяжимое.
14
Виктория заглянула в гостиную, заметила сидевшую с вышиванием у окна Фиону и объявила:
— Я отправляюсь покататься, Фиона. Вернусь примерно через час.
Фиона подняла от вышивки глаза и улыбнулась.
— Ты едешь с Майлзом Уэлсли?
— Не сказала бы, — ответила Виктория.
— Вот как? А мне казалось, после вчерашней прогулки…
— Знаю, что тебе казалось, — перебила ее Виктория, — но после вчерашней прогулки встречаться с Майлзом Уэлсли я не намерена.
Фиона так разволновалась, что у нее задрожали руки, и она, чтобы не уронить иголку, воткнула ее в вышивку.
— Не намерена, значит?
Виктория помотала головой.
— Именно. Как я уже тебе и говорила, это невежественный, грубый, дикий варвар.
Фиона поднялась на ноги, решительно подошла к падчерице и, уперев руки в бока, посмотрела на нее в упор.
— Надеюсь, он… гм… не позволил себе ничего лишнего? — охрипшим от волнения голосом спросила она.
— Именно что позволил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112