— Ваша правда. Мари-Луиза питала слабость к хорошеньким шляпкам. Я совсем об этом забыл, мисс Тейлор.
Эйприл сочувственно погладила его по руке.
— И она всегда хвалила вас за щедрость, когда вы потакали этой ее маленькой слабости, мистер Катер.
— Правда? Она никогда не говорила об этом. — Уоррен расплылся в улыбке, он был явно польщен.
Эйприл энергично закивала:
— Да-да, не сомневайтесь. Она часто говорила о вашей щедрости. Вероятно, она никогда не заикалась об этом в вашем присутствии, потому что не хотела вас смущать. Мари-Луиза была добрая душа, она никогда бы не смогла поставить человека в неловкое положение. Особенно вас, мистер Картер.
Уоррен еще шире улыбнулся.
— Вероятно, вы правы, мисс Тейлор. Да, конечно же, вы правы! — Картер-старший покосился на сына и сказал: — Что ты стоишь, Генри? Запиши покупки мисс Тейлор в учетную книгу. И добавь отрез ленты за мой счет. — Он снова перевел взгляд на Эйприл. — У красивой женщины должны быть красивые украшения, мисс Тейлор.
Эйприл густо покраснела, и краска придала ее лицу особую привлекательность.
— Спасибо, мистер Картер! — воскликнула она. — Вы всегда так добры!..
— Ничего подобного. Вы замечательная покупательница, и я очень уважаю вас, мисс Тейлор.
Картер-старший и Эйприл обменялись улыбками. Он назвал ее красивой, и Эйприл действительно почувствовала себя красивой. «Возможно, жизнь старой девы не для меня, — подумала она, когда Уоррен галантно взял ее под руку и подвел к стеклянной коробке, доверху наполненной мотками лент и кружев. — Нет, определенно не для меня!»
Глава 12
Дженни с восхищением разглядывала фотографическое оборудование, расставленное Кейном по комнате.
— Все очень просто, — объяснял он. — Ставишь рамку, наводишь на фокус, относишь мокрую пластину в темную комнату — у меня для этого есть палатка — и готовишь пластинку. Затем делаешь снимок, несешь пластинку в лабораторию и опускаешь в проявитель.
— Но что ты с ней делаешь? Что надо сделать, чтобы появилось изображение?
Кейн немного подумал, потом сказал:
— Видишь ли, это долго объяснять. Процесс довольно сложный, а впрочем… Происходит следующее… Лучи света, отражаясь от человека или от предмета, который фотографируется, попадают в камеру через объектив. Вот он. — Кейн указал на стеклянный диск на передней стенке фотографического аппарата. — Линзы проецируют лучи света на пластину, находящуюся в задней части камеры. Я покрываю пластину специальным раствором, сделает ее чувствительной к свету, отраженному от фотографируемого объекта. Затем насухо вытираю обратную сторону пластины и вставляю ее в светонепроницаемую рамку. После чего помещаю рамку в камеру и подвергаю световому воздействию, сняв с объектива крышку. При хорошем дневном освещении на это уходит секунд тридцать.
— И таким образом получается фотография?
— Совершенно верно. Затем я вынимаю пластину из камеры и спешу в лабораторию, чтобы поместить пластину в проявитель. Если я делаю все правильно, то получается довольно сносная фотография. Если нет, то приходится переснимать.
— А как действует проявитель? — спросила Дженни. Кейн поскреб ногтями щетину, пробивавшуюся на подбородке, и снова задумался. Наконец проговорил:
— Не знаю, поймешь ли, но слушай… От воздействия света на эмульсию происходит довольно сложная химическая реакция. Но полученное изображение поначалу Глазу недоступно. Изображение проявляется только после того, как я погружу пластину в химический раствор, который сделает его негативным. Проецируя негатив на бумагу, покрытую альбумином, я получаю оригинальные тона. Отпечаток называется позитивом. Затем я промываю его в воде и вешаю сушить. После чего мы получаем готовую фотографию.
— А что тебе больше всего нравится фотографировать? — осведомилась Дженни.
Кейн взглянул на нее с любопытством:
— Все, что привлекло мое внимание в данный момент. Дженни рассмеялась:
— Но это не ответ. Кейн тоже засмеялся:
— Кажется, и у тебя есть секреты, верно? Давай обменяемся секретами.
Дженни пожала плечами и пробормотала:
— Я вела довольно замкнутую жизнь, и у меня нет секретов, которыми можно было бы поделиться.
— У тебя это прозвучало так грустно… — с улыбкой заметил Кейн.
Дженни рассмеялась:
— Ты прав. Единственный скелет в моем шкафу — это слабость к хорошеньким шляпкам и красивым платьям.
— Но ведь шляпки — твой бизнес. Она кивнула:
— Конечно. А разве нельзя зарабатывать на жизнь, делая то, что тебе нравится?
Кейн вытер тряпочкой камеру, лежавшую у него на коленях, и откинулся на спинку стула. Его взгляд остановился на еще влажных волосах Дженни, обрамлявших ее личико. Щеки девушки залились румянцем, что случалось всякий раз, когда Кейн слишком пристально смотрел на нее.
— Я что, испачкала чем-то нос? — проговорила она, отводя глаза.
Кейн отрицательно покачал головой:
— Нет. Если не считать черного пятна, делающего твой нос похожим на волчий.
Негодник! — воскликнула Дженни со смехом. Девушка заглянула в щербатое зеркало, висевшее над туалетным столиком. Никакого черного пятна, естественно, не было, и она, повернувшись к Кейну, спросила: — Так кого же ты должен фотографировать?
— Гилберта и Пруитта. Дженни нахмурилась:
— А кто они такие?
— Парни, устроившие сегодня утром потасовку.
— Я думала, что одного из них убили.
— Нет, был убит пианист из салуна «Подстреленный гусь». Но на самом деле Гилберт и Пруитт его не убивали. Они только затеяли драку.
Девушка с удивлением взглянула на Кейна:
— Тогда почему же их признали виноватыми, если они никого не убивали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74