Вокруг меня возились со швабрами уборщицы, а телефон молчал. Сейчас уже девять утра, и сотрудники медленно стекаются на работу. Аксакал приходит одним из первых. На пути от лифта к своему кабинету он замечает меня и плавно, как ястреб, меняет курс.– Джек, – говорит он сладким голосом, – ты выглядишь как дерьмо на палочке. – Аксакал из тех редакторов, которые во внешности журналистов предпочитают помятость и красные глаза. Подобный вид свидетельствует о том, что те или работают в поте лица, или старательно притворяются – в любом случае ему это нравится.– Это все моя проклятая статья, – поясняю я.– Да, Эмма говорила. Как продвигается дело?– Спросите через двадцать четыре часа. – Безумно хочется похвастаться выцарапанной у Рика Таркингтона раздутой цитатой, но сейчас у меня просто нет на это сил. Эх, тяжелая это работа – пропихивание статьи на первую полосу.– Как все прошло в Лос-Анджелесе?– Продуктивно, – отвечаю я. – Спасибо за «зеленую улицу».– Благодари Эмму. Она сказала, ты идешь по горячему следу.Аксакал невысок ростом, но широк в плечах и мускулист и держит себя как борец университетской сборной, которым он когда-то на самом деле был. В «Юнион-Реджистер» он недавно, но уже успел завоевать уважение бойцов тем, что игнорировал многие директивы руководства. Он наш четвертый главный редактор за шесть лет и, подобно прочим, согласился на эту должность, потому что полагал, что сможет остановить кровопотери. Вскоре он поймет, что работает на вампиров; на вампиров с привилегированными акциями в карманах.– Нехило будет, – говорит он, – если окажется, что Джимми Стому убила его вторая половина. Ты бывал на их концертах – я имею в виду «Блудливых Юнцов»?– Нет, никогда.– Боже, он на сцене та-а-акое творил, – вспоминает Аксакал. – И конечно, девчонки от него с ума сходили. Знаешь, какая песня мне больше всего нравилась? «Клинический случай». По-моему, с «Рептилий и амфибий».– На самом деле с «Плавучей богадельни», – поправляю я.– Уверен? «Двуличная стерва. Черное белье»?– Именно.– Да ты эксперт, – улыбается Аксакал. – Надеюсь, у тебя выгорит с этой статьей, Джек.Как мило с его стороны. Он ведь в курсе моего прошлого.– Когда Эмма появится?– Не знаю точно, – отвечаю я. – Кажется, она еще болеет.
Я включаю свой компьютер и захожу на сайт «Интернэшнл Геральд Трибьюн». Ее отца зовут Дэвид Коул. Последняя его статья была напечатана три дня назад. В статье шла речь о страшном землетрясении в индийском городе Бхудж, и, судя по выходным данным, именно там он и находился. Я уверен, что редактор Дэвида Коула поможет мне его найти, если, не дай бог, мне придется сообщить ему, что Эмма пропала.Я кладу голову на коврик для мыши и отключаюсь.Мне снится мой обычный сон. Я открываю дверь. На пороге стоит мужчина, голый по пояс; мой ровесник. Он высокого роста, песочного цвета волосы на висках немного припорошены сединой.Он улыбается и говорит:– Привет, Джек-младший.И я отвечаю:– Папа, это не смешно.Его лицо точно такое же, как на фотографии, что сохранила моя мать: мы трое на пляже в Клируотер. Его глаза очень похожи на глаза сына. И подбородок тоже.– Ты думал, что я умер. А я вот он – жив, – лукаво заявляет он.И каждый раз в этом сне я делаю одно и то же: хватаю его за загорелые плечи и с силой прижимаю к стене. Несмотря на богатырский вид, он легкий, словно ребенок.– Что с тобой случилось? Что случилось? – кричу я ему в лицо.– Ничего, – бормочет он. – Я здоров как бык.– Сколько тебе лет?– Столько же, сколько тебе, – отвечает отец и улыбается. А затем вырывается и убегает прочь. Я бегу за ним, мы оказываемся, как ни удивительно, на поле для гольфа. Во сне мой старик хитер и стремителен.Я всегда его догоняю на краю тринадцатого грина. Я прыгаю на него сзади и валю на землю. А потом мы долго-долго лежим на мягкой влажной траве, я прижимаю его к земле и жду, пока восстановится дыхание.Затем я переворачиваю его лицом к себе, но он уже не улыбается, как на фотографии. Он мертв.Я трясу его, этого парня, который так похож на меня, слишком похож, – но двигает мною не горе, а злость.– Это не смешно! – кричу я в его побелевшее лицо. – Немедленно очнись и ответь мне, когда ты на самом деле умер!А заканчивается этот сон всегда так: я с такой силой трясу отца, что его зубы выпадают изо рта, как звезды из черной дыры.После дюжины с лишним таких ночных кошмаров разве могу я винить Анну за то, что она меня бросила?
Я просыпаюсь и вижу перед собой Хуана и Эвана, они смотрят на меня, как на массовую автокатастрофу.– Ночка выдалась бурная? – интересуется Хуан.– Ты же должен быть в Тампе.– Я получил твое сообщение. Встал пораньше и вернулся.– Эван, – говорю я, – нам с Хуаном надо поговорить.Парень кивает и разочарованно плетется к своему столу. Я теперь что, местный паноптикум?Хуан принес с собой еду из кафетерия. Он придвигает к моему столу еще один стул и достает из пакетов рогалики, круассаны и апельсиновый сок.– Поздравляю с отпуском, – говорю я. Сообщение об этом я увидел на доске объявлений.– Да, ухожу с понедельника.– Я горжусь тобой, друг. Ну, ты доволен, что будешь работать над книгой?Он пожимает плечами:– Сестра не в восторге.– Черт, вот засада.– Хотя она говорит, что все понимает.– Я уверен, получится шедевр, – говорю я. – Лиззи будет гордиться тобой, когда ее прочтет.Я хватаю трубку: снова звонит Эдди Белл насчет некролога Одри Файфер. Я быстро перевожу звонок на Эвана и кладу трубку.– Расскажи, как там продвигается твое расследование, Джек, – говорит Хуан.– Оно жрет меня живьем, вот как продвигается. Они похитили Эмму.Хуан молча кладет недоеденный рогалик на стол и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111