– Мне больше не к кому было пойти.С кошкой на руках она выходит из комнаты. Через пару минут возвращается с полотенцем, в которое завернуты кубики льда. Накрывает компрессом мой лоб и глаза.– Не холодно? – спрашивает она.– Почему ты отказываешься переспать с Хуаном? С ним все спят.– Даже ты? – Я имел в виду женщин, Эмма. Это потому, что он пишет о спорте?– Нет, потому, что он твой лучший друг.– Хуан – настоящий джентльмен. Он никогда не рассказывает мне о своей интимной жизни.– Тогда откуда ты знаешь, что мы не переспали?– Я у него обманом выведал.– Вот как? – переспрашивает Эмма. – С какой стати?Я украдкой подглядываю из-под полотенца, не обиделась ли она.– Ты же мой босс, а он мой лучший друг, – отвечаю я. – Если у вас наметится что-то серьезное, это затронет мою жалкую маленькую вселенную. Это единственная причина, по которой я хотел выяснить…– Вступаем ли мы в половые отношения?– Что за терминология, Эмма? С уроков биологии?– Ебемся ли мы? – резко уточняет Эмма. – Так лучше?Я сажусь и прижимаю пальцы к ушам, чтобы не вытекли мозги.– Не волнуйся, я не спрашивал Хуана о пикантных подробностях. У тебя есть экседрин?Эмма приносит мне три таблетки аспирина и стакан воды.– Ляг. Тебе станет легче, – говорит она.Растянувшись на диване, я объявляю:– Тебе надо вернуться на курсы медсестер. Ты рождена для этой профессии.– А ты, Джек? Ты сейчас с кем-нибудь спишь?– Что, прости? – Я снова хочу сесть, но Эмма заходит сзади и прижимает мои плечи к дивану.Она говорит:– А что такого? Раз уж ты знаешь о моей интимной жизни…– Нетушки. Я знаю, что ты не спишь с Хуаном, а ты знаешь, что я не сплю с Хуаном. Мы квиты.– Я бы на твоем месте не была так уверена, Таггер.Должен признаться, мне нравится, как Эмма смеется.Мне нравится у нее дома – намного лучше, чем в приемном покое «Милосердия». Мне даже приятно, что она не позволяет мне встать…Боже, Джек, завязывай с этим. Ты не сможешь спасти Эмму, если в самое ближайшее время снова не станешь брюзгливым говнюком из ее рабочих кошмаров. Но когда она извиняется за то, что дала мне по носу, я отвечаю, что заслужил трепку.– Я нехороший человек, – признаюсь я. – Я увидел твои разноцветные ногти, и меня одолела зависть. Потому что глубоко в душе ты творческая личность, беспечная и веселая. А я представить себе не мог, что такое возможно.– Тебе не вредно столько разговаривать? – спрашивает Эмма.– Не могу поверить, что Джей Бернс мертв. Черт возьми, просто в голове не укладывается. Послушай, не хочешь прокатиться?– Джек, уже поздно. Тебе надо отдохнуть.– Надень туфли. И побыстрее.
Первыми на место заявились полицейские, затем там побывал кто-то еще. Я показываю Эмме, где желтая полицейская лента, намотанная на ограду пристани, была порвана, а потом неумело склеена. Я срываю ленту, скатываю ее в комок и швыряю в урну. Мы поднимается на борт «Рио-Рио».Кто бы ни обчистил каюту, он был достаточно умен и дождался, пока полицейские придут и уйдут. Здесь царит хаос, но когда я был тут тридцать часов назад, порядка было ни на йоту больше. Порножурналы, коробки из-под пиццы и музыкальные журналы, как прежде, раскиданы по полу. Прибавьте сюда нестираное барахло, вываленное из ящиков и шкафов, и пару емкостей с чем-то весьма неаппетитным в холодильнике.Мы с Эммой спускаемся по узкому трапу и начинаем осторожно прокладывать себе путь через разбросанный хлам. Я иду первым, шагаю осторожно. Эмма бодрится и стискивает мне руку. Первоочередная наша задача – включить кондиционер, потому что в каюте воняет мочой, пивом и грязными носками.– Что мы ищем? – шепчет Эмма.– То, что не нашли плохие парни.Думаю, один человек не смог бы справиться с таким здоровяком, как Джей Бернс. Значит, после того как они обыскали яхту, они отправили ко мне бритого злоумышленника на тот случай, если я выманил – или просто украл – какую-то важную улику.Сорок пять минут мы с Эммой шарим по каюте, но не находим ничего, кроме пакетика с отсыревшей коноплей – очевидно, злодеи решили, что ее уже не раскурить. А вообще-то похоже, что каждый ящик, каждый шкаф, каждый закуток воры уже обшарили до нас, перетряхнув все содержимое. Мы поднимаемся на палубу и, взяв фонарик из запасов Джея, проверяем ведра с наживкой и машинное отделение. С панели над штурвалом свисают провода – судя по всему, плохие парни прихватили с собой оборудование: скорее всего, УКВ-передатчик, эхолот и систему радионавигации. Хотели инсценировать обычную кражу – им явно не удалось.Я показываю Эмме выдранные провода, а затем выключаю фонарик.– И что теперь? – спрашивает она.– Думаю, надо написать некролог.– Джек!– Прости, я забыл. Он не котируется.– Ну разве что короткую заметку в Городские Новости, – говорит Эмма.Извини, Джей, но так обычно и бывает. В газете нет места для второразрядных музыкантов, пусть даже и мертвых.Голова раскалывается. Я аккуратно сажусь у штурвала на палубу яхты Джимми Стомы. Я спрашиваю себя, к чему приведет эта череда кровавых событий, которую я породил, заявившись к Джею Бернсу и пристав к нему с вопросами о тайных музыкальных экзерсисах Джимми. Я помню страх в его залитых алкоголем глазках, когда он спрашивал меня, жив ли еще Билли Престон, и теперь чувствую себя отвратительно – не надо было его дразнить, что он, мол, пережил Франца Кафку и Джона Леннона. Вдруг от всего этого он разволновался не на шутку и совершил необдуманный поступок: например, позвонил Клио Рио, предупредил, что я сую нос не в свои дела.Эмма чихает в темноте.– Извини. Я отвезу тебя домой, – говорю я.– За что ты извиняешься? Это…– Забавно?– Интересно, Джек. Я целыми днями торчу на этих нудных собраниях или сижу, как дура, уставившись в монитор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111