Дэррелл ответил, что в фургоне не хватает места для таких вещей.– Ничего, – сказал Альберто, – тут ей найдется чем поиграть.Он принес полную сумку мячей для гольфа, высыпал их на пол, и Анджела играла в них, как умела.Альберто, работавший ночами, обычно спал весь день, а Рита почти все время проводила на заднем дворе с уже подросшими волчатами. Маленькая Анджела взирала как зачарованная на эксцентрическую фигуру, какую представляла собой Рита – пестрый халат, рукавицы, как у лесоруба, хоккейная маска, закрывающая лицо, и сигарета в зубах, – и часами просиживала у окна, наблюдая, как тетка возится со своими воспитанниками. Однажды, оставшись одна в трейлере, девочка взяла телефон и набрала номер матери, который знала на память. Ей никто не ответил, но она не клала трубку в течение двадцати пяти минут. Вошедшая Рита отругала ее, отобрала телефон и поставила повыше, на холодильник, где Анджела не смогла бы его достать.Дэррелл Грант был рад на время уехать из города, пусть даже и ненадолго. На несколько дней сложив с себя отцовские обязанности, он теперь мог не ограничивать себя в скорости и чем быстрее гнал, тем увереннее себя чувствовал. Наркотики заглушали в нем последние остатки страха и совести, поэтому он со спокойной душой и крал, и врал. Поэтому ему удавалось также как-то улаживать свои дела с Меркином и Пикаттой, которые не оставляли его в покое. Эти сыщики были ретивыми парнями, вечно жаждущими новых дел и горячих следов. Дэррелл был не против стучать на других уголовников, особенно если учесть, что альтернативой его службе являлась тюрьма, но беда в том, что временами действительно не было ничего, о чем можно было бы настучать. Меркин и Пикатта, казалось, не понимали, что у многих преступников вспышки активной деятельности перемежаются с долгими периодами лени, длящимися иной раз не только недели, но и месяцы; они постоянно требовали свежих дел и еще не остывших трупов. А если ничего серьезного не происходило, Дэррелл Грант, по их мнению, был обязан шарить по всему городу в поисках хоть какой-нибудь «добычи».Но вот незадача – у Дэррелла не было времени на разнюхивание и вынюхивание. Его основное занятие – кража инвалидных колясок – требовало полной отдачи. Нынешняя поездка в Сент-Огастин сулила ему три тысячи баксов, а тут опять нарисовались Меркин и Пикатта, требуя, чтобы он немедленно отправился в Холлендейл – понаблюдать за каким-то барменом из кубинцев, который вроде бы, хотя и не точно, тайно приторговывал травкой. Дэрреллу пришлось завертеть мозгами с бешеной скоростью, и скорость, как всегда, выручила его: он припомнил имя некоего Томми Тинкера, торговца героином. Дэррелл знал, как копы Южной Флориды обожают такие дела. А он сам, во-первых, отмажется на некоторое время, поставив в свой актив очередную галочку, а во-вторых, за фигуру такого масштаба, как Томми Тинкер, он наверняка заработает благодарность, а может, еще и переходящее звание лучшего информатора месяца. Так что Дэррелл представил Меркину и Пикатте Томми Тинкера как самого крупного торговца героином к востоку от магистрали I-95 и точно указал им дом на бульваре Санрайз, где они смогут найти его.– Он как торгует – граммами, унциями? – спросил Пикатта.– Унциями, – быстро ответил Дэррелл. – Но белым он не продает. А то я бы и сам был не прочь.Итак, оба детектива рванули на поиски этого черномазого подонка, а Дэррелл рванул в Сент-Огастин. Он уже выезжал за Веро-Бич, когда бешеное верчение его мозгов замедлилось настолько, что он вспомнил: Томми Тинкера прикончили в Новом Орлеане еще в восемьдесят седьмом. Ненадолго Дэррелла охватила паника, однако ему даже не пришло в голову вернуться или позвонить шефам по телефону. Он заглотал еще три таблетки и нажал на педаль. Вскоре фургон летел вперед с такой же скоростью, с какой стучало его сердце, и жизнь казалась безоблачной. * * * Конгрессмен Дилбек пришел в относительную форму как раз вовремя, чтобы успеть на ответственное мероприятие, посвященное сбору средств на его избирательную кампанию. Он оклемался настолько, что сумел одеться без посторонней помощи, побриться и причесаться. Макияж сделал почти незаметным синяк, который уже начал приобретать зеленоватый оттенок.Эрб Крэндэлл доставил конгрессмена в отель и не отходил от него весь вечер. Обед был отлично организован, речи выступавших прямо-таки ласкали слух. Особенно отличился сенатор Мойнихэн, ранее никогда не встречавшийся с Дилбеком и потому не имевший о нем малоприятных воспоминаний.После десерта Дилбек сам поднялся на возвышение для выступлений и проговорил целых одиннадцать минут, умудрившись ни разу не повториться. Он старался как мог, расточая комплименты и похвалы тем из своих коллег, голоса которых имели решающее значение для поддержки существующих цен на американский сахар, а про себя молился, чтобы его дифирамбы размягчили их сердца и стерли из их памяти прежнюю неприязнь и обиды. В конце концов, не так уж часто этим, в сущности, не столь уж значительным политическим деятелям приходилось слышать, как их сравнивают с Рузвельтом и Кеннеди! Крендэлл сказал, что другие конгрессмены, похоже, действительно растроганы, и Дилбек надеялся, что так оно и есть: ведь он выложился до конца.Потом он переходил от стола к столу, выражая гостям, делавшим взносы, свою глубокую и искреннюю благодарность. Обычно Дилбек обожал находиться в центре внимания, но этот вечер был для него пыткой: он нечетко, словно бы размыто, видел левым глазом, а в ушах гремел целый оркестр железных барабанов. И несчастный конгрессмен держался только тем, что мысленно повторял заповедь Крэндэлла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154