Кирилл Воронцов
НА КРАЮ НЕИЗВЕСТНОЙ ДОРОГИ...
Хочется встать и пройтись. Куда-нибудь, совершенно неважно,
просто чтобы размять ноги. Они затекли: наверное, я уже долго
сижу на одном месте.
Я поднимаюсь с раскладного походного кресла. Медленно
оглядываюсь, словно не могу вспомнить, откуда я пришел. Хотя и в
самом деле, не могу. Словно что-то не дает прорваться наружу
воспоминаниям, что-то сильно смахивающее на амнезию.
Здесь довольно красиво. Кресло стоит на крутом и высоком
холме, чье подножие полностью заросло кустами вереска. Чуть выше
по склону - жиденький лесок: березки, осины и ясени тихо
шелестят от легкого ветерка, дующего откуда-то с юга. Кажется, с
юга; я не могу сказать уверенно, поскольку солнце еще высоко в
небе. Сейчас, несмотря на ясный день, нежарко - наверное потому,
что недавно прошел дождь, и редкие рваные тучи пролетают над
моей головой, исполняя свой загадочный танец. Солнце то скроется
за ними, то вынырнет вновь и блеснет отражением в речушке,
змеящейся у подножия холма.
Вдали видна еще одна гряда холмов, похожих на этот, словно
близнецы. Тот же вереск и чахлые деревца не склонах.
Между ними, в промоине речушки, довольно далеко отсюда,
зеленеет молоденький лесок, почти сплошь состоящий из тонких,
словно прутики, березок. Мне кажется, что я там уже был и
спускаться вниз неинтересно. А хочется пройтись.
Едва приметная тропинка позади кресла вьется куда-то вдаль,
на другую сторону холма и исчезает в рощице. Может быть, стоит
пойти по ней? Кресло лучше оставить здесь, кто его стащит в
такой глуши...
Я разминаю уставшие ноги и медленно бреду к
противоположному склону. Под ногами осыпается земля, камешки
скатываются на дно ложбинки, которую я неспеша перехожу.
Неожиданно из-под самых ног с испуганным писком выскакивает
сеноставка и ныряет без задержки в норку. Я останавливаюсь и
стараюсь спрятаться у корней ясеня. Спустя несколько минут она
снова появляется, высовывает любопытный острый нос.
Бусинки-глаза беспокойно бегают вокруг. И замечают меня. С
приглушенным писком сеноставка ныряет обратно в убежище. Мне
ничего не остается, как продолжить свое путешествие.
Вид с противоположного склона холма совершенно другой.
Голая, лишенная всякой растительности равнина простирается до
самого горизонта. Никаких вересковых зарослей, только чахлая
травка кое-где пробивается сквозь голую почву, словно недавно
кем-то вспаханную.
Я спускаюсь вниз.
С каждым шагом деревьев становится все меньше, они все
слабее и невзрачнее. Почти у самого подножия и вовсе исчезают.
Тончайший слой почвы осыпается под ногами, обнажая сухую глину и
камни, с шумом скатывающиеся вниз по склону.
Тропка неожиданно растворяется, словно упираясь во что-то
невидимое. А я оказываюсь в сухих зарослях какой-то метелочной
травы. Такой еще мне не доводилось видеть. Солома ее довольно
жесткая, но ломается легко, с хрустом, разбрызгивая облачко
пыли. Метелки также пылят, пока я продираюсь сквозь заросли.
Пройдя десять-пятнадцать шагов, я оказываюсь полностью покрытым
этой пылью. Когда я выбираюсь на равнину, то первым делом
начинаю отряхивать разом ставший серым костюм. На это уходит
порядочно времени.
Земля под ногами становится рыхлой и рассыпчатой,
пересушенной. Я с изумлением беру в руки комок почвы, и он
тотчас стекает, просачиваясь у меня между пальцами. Почти пыль.
В ладони остается несколько мелких камешков, солома да зеленая
былинка, каким-то чудом умудрившаяся выжить среди пустыни.
Я бреду дальше. То здесь, то там встречаются зеленые
островки, но их немного, и мне не хочется заходить на них,
оставляя глубокие следы от походных башмаков. Почва на островках
более плодородна, и шансов выжить тут у растения намного выше.
Солнце начинает медленно клониться к западу. Холодает. Я
прошел пешком несколько километров по выжженной земле, но до
горизонта пейзаж столь же уныл и безрадостен.
Нерешительно я поворачиваю назад. Неожиданно замечаю
невдалеке какую-то корягу и направляюсь к ней... Все-таки
интересно узнать, кто же я такой и как попал в этот мир.
Присаживаюсь на корягу (некогда это была ель; голый ствол
до сих пор слабо пахнет смолой и белеет, словно скелет неведомого
чудовища, погибшего в пустыне от жажды). Мысли мои плавно текут,
останавливаясь то на одном, то на другом, но в них нет и намека
на мою персону. Словно они принадлежат другому человеку. Наконец
я бросаю бессмысленное копание в собственной памяти и,
решительно поднявшись со ствола, быстрым шагом возвращаюсь к
темнеющему на фоне заходящего солнца лесу. Отсюда холм, с
которого я начал путешествие, кажется далеким вулканом,
затерянным в бескрайнем неподвижно застывшем море. За ним
виднеется гряда на противоположной стороне долины; лесок уходит
к югу. И более ничего. Остальное пространство занимает
бесплодная земля.
Надо хоть взглянуть на свое отражение в воде.
Я прогоняю невольную мысль, но все же нерешительно провожу
рукой по лицу. Нет, никаких деформаций или уродства под
настороженно двигающейся ладонью не чувствуется. Все как у
любого другого человека, разве что излишне широкий нос и впалые
щеки.
Кстати, судя по рукам, я бы дал себе лет сорок, не больше.
Все-таки интересно, как же я выгляжу?
1 2