Ее новое жилье располагалось прямо напротив редакции журнала «Зритель», однако она обнаружила это лишь тогда, когда менять что-либо было уже поздно. Кунихэн отсиживалась у себя в комнате, пребывая тем не менее в счастливом расположении духа; ее окружали какие-то индусы, египтяне, киприоты, японцы, китайцы, сиамцы и священники. Мало-помалу она сошлась с одним индусом, кастовая принадлежность которого осталась невыясненной. Индус оказался величайшим эрудитом. В течение многих лет писал – и надеялся, что ему будет дана прана завершить начатое, – монографическое исследование под рабочим названием «История Жалких Заблуждений от Аверкампа до Кампендонка». Но уже тогда, в самом начале их знакомства, индус стал жаловаться на странные ощущения, которые время от времени охватывают его и которые несколько недель спустя, когда ему случайно доведется познакомиться с произведениями Нориджской школы, приведут его к самоубийству через отравление газом. «Мойи ноженьки болять, – говорил он Кунихэн со своим забавным акцентом. – Мойи рученьки саднять, – и добавлял: – А вообсче хоцу я в воздухе летать и птичек целовать».
Далее Кунихэн требовалась свобода действий с тем, чтобы успешно водить его за нос, и именно по этой причине она держала его на расстоянии, подпуская к себе лишь изредка. Кунихэн с помощью денег и угроз вынудила Купера в конце каждого дня докладывать о результатах поисков Мерфи сначала ей, а уж потом Вайли. При содействии Купера она в обход Вайли повидалась с Ниери и выложила ему все начистоту.
Несмотря на то что Вайли делал вид, что его крайне обижает такое с ним жестокое обхождение, сложившееся положение вещей устраивало его как нельзя лучше. Ибо признаемся, общение с Кунихэн отнюдь не являлось в глазах Вайли одним из тех удовольствий, которые в таком изобилии предоставляет Лондон и которыми Вайли предполагал насладиться сполна (а точнее, настолько, насколько хватило бы ему денег ею, то есть Кунихэн, ему выделяемых). Лишь в Дублине, где, как говорится, на безрыбье и рак рыба и курица тоже птица, Кунихэн могла оказаться желанной для мужчины со вкусом. Если Лондон не излечил Ниери от Кунихэн, то следовало предположить, что Ниери либо не вполне мужчина, либо святее святого. Если вам захотелось принять «морскую ванну», но вы живете далеко от моря, то можно растворить пакет морской соли в ванне и удовлетвориться этим малым, но нелепо прибегать к пакетам с морской солью, находясь на берегу моря.
Вайли был доволен ходом событий (так любезно предопределенным самой Кунихэн) еще и потому, что он, как и она, мог безо всякого риска и стеснения вести двойную игру. Он угрозами принудил Купера (денег он ему, в отличие от Кунихэн, не сулил) докладывать ему в конце каждого дня о ходе поисков Мерфи и делать это до того, как он отправится на доклад к Кунихэн. При содействии Купера Вайли в обход Кунихэн встретился с Ниери и выложил ему всеначистоту, тем самым прибавив свой рассказ к рассказу Кунихэн.
Вот таковы были основные причины, приведшие к разрыву между Кунихэн и Вайли. Однако разрыв этот никоим образом не был ни «бесповоротным», ни «окончательным», и время от времени они изыскивали возможность встречаться после ужина на «нейтральной территории» и обмениваться мнениями по поводу хода событий, а также отдаваться позывам похоти.
Купер, находясь в услужении у двух господ, не испытывал от этого, несмотря на давнее предупреждение, никаких затруднений. Ни для кого он не усердствовал, и нельзя было бы сказать, что о ком-то одном он радел больше, чем о другом. Человек по натуре более слабый, чем Купер, принял бы сторону либо Кунихэн, либо Вайли, человек по натуре более сильный, чем Купер, шантажировал бы обоих. А вот Купер, до тех пор пока он держался в стороне от бутылки, идеально подходил для исполнения той роли, которая ему выпала, и сновал, несоблазняемый, меж двумя соблазнителями с замечательным безразличием челнока, не впадая в бесчестье и не получая никаких похвал. Каждому из своих господ он делал полный и честный доклад так, словно бы других с их требованиями не существовало, и первым выслушивал его доклад тот, кто жил поближе к тому месту, на котором застигали Купера приближающиеся сумерки.
Купер и не пытался снова снискать милость Ниери, подсознательно полагая, что умнее будет подождать, пока Ниери сам его призовет. Находясь в положении сообщника двух прохвостов, Купер, однако, не ощущал себя законченным подлецом, ибо о нем они ничего не знали, а вот он, напротив, знал о них много такого, что предпочел бы поскорее забыть. Побывав в услужении у Ниери, которого считал «настоящим барином», Купер видел, что те, кому он служил теперь, постепенно становились «поклонниками Бахуса» (как выразилась бы сама Кунихэн) в не меньшей степени, чем он сам. Являлось ли такое относительное возвышение в собственных глазах (за счет понижения других) началом той полнокровной жизни, возможностью достижения которой дразнил его Вайли еще в Дублине? «Скоро, скоро, – говаривал Вайли, – ты сможешь уже нормально садиться, снимать шляпу ну и делать все остальное, как другие люди, все то, что сейчас для тебя невозможно!»
А Ниери, выслушав исповеди Кунихэн и Вайли, испытал такое облегчение, что завалился в кровать и поклялся не вставать до тех пор, пока не получит надежное сообщение об отыскании Мерфи. Он написал письмо Кунихэн, в котором говорилось:
«Я никогда не забуду Вашей верности. Вы – тот единственный человек, которому я могу доверять. Постоянно держите этого Иуду Вайли в поле зрения. Скажите Куперу, что служа Вам, он служит и мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87