В какой-то степени, говорю я себе, ты можешь стерпеть все это по выходным. Но каково будет в будни? В среду, например. Или в пятницу. Ничего себе, должно быть, в пятницу! Тогда я предался воспоминаниям о своей конторе на тихой улочке в полуподвале, со стершейся табличкой на двери, с кушеткой для отдыха и бархатными шторами. Я подумал, как много значит для меня это, пусть временное – всего с десяти до пяти, – но такое уютное погребение с бутылочкой легкого пива по одну руку и холодной треской по другую. Пожалуй, ничто, даже сама смерть, не заменит мне этого. Тут я заметил, что мы стоим. (Пауза. Раздраженно.) Что это ты так отклонилась? У тебя обморок?
Миссис Руни. Меня мутит, и еще я очень замерзла. Эту летнюю юбку так продувает, что можно подумать, на мне одни панталоны. Я толком не ела с одиннадцати.
Мистер Руни. Ты отвлекаешься. Я говорю, а ты слушаешь ветер.
Миссис Руни. Ну что ты, мне так интересно, рассказывай, рас сказывай, а потом мы поднажмем и придем к нашему пристанищу целыми и невредимыми.
Мистер Руни. «Придем к пристанищу»… «невредимыми»… Знаешь, Мэдди, иной раз кажется, что ты одолеваешь какой-нибудь мертвый язык. Миссис Руни. А ведь правда, у меня у самой бывает это ощущение, невозможно мучительное.
Мистер Руни. Признаться, иногда, когда я вдруг сам себя услышу, мне тоже бывает не по себе.
Миссис Руни. Вообще говоря, когда-нибудь он тоже станет мертвым, как наш гаэльский, тут уж ничего не поделаешь.
Настойчивое блеяние.
Мистер Руни (испуганно). О господи!
Миссис Руни. Какой прелестный пушистый барашек! Требует молока. Вот у кого с Золотого века язык не изменился.
Пауза.
Мистер Руни. На чем я прервался?
Миссис Руни. Вы стояли…
Мистер Руни. Ах да. (Откашливается.) Я, естественно, решил, что мы на какой-то станции и скоро тронемся, так что продолжал спокойно сидеть. Не было слышно ни звука. Какая нынче скукотища, подумал я, никто не садится, никто не выходит. Между тем время шло, и я понял, что ошибся. Мы были не на станции.
Миссис Руни. Что же ты не вскочил и не высунулся в окно?
Мистер Руни. Какая мне от этого польза?
Миссис Руни. Ну почему, ты подозвал бы кого-нибудь и узнал, что случилось.
Мистер Руни. Меня это не волновало. Я продолжал сидеть, думая о том, что даже если б мы никогда больше не сдвинулись с места, я бы ничего не имел против. Потом понемногу меня наполнило… как бы это сказать… возрастающее желание… э-э… ну ты знаешь… Наверное, на нервной почве. То есть точно на нервной почве, я потом убедился. Знаешь, это ощущение замкнутого пространства?
Миссис Руни. Да-да, у меня это тоже бывало.
Мистер Руни. Если мы еще долго здесь простоим, подумал я, я просто не знаю, что сделаю. Я встал и начал ходить взад-вперед, как тигр в клетке. Миссис Руни. Иногда это помогает.
Мистер Руни. Мне показалось, что прошла вечность, пока мы наконец тронулись. Потом я услышал, как Бэррелл выкрикивает это мерзкое название. Я вышел, и Джерри отвел меня в уборную. (Пауза.) Остальное ты знаешь. (Пауза.) Ты ничего не хочешь сказать? (Пауза.) Скажи что-нибудь, Мэдди. Скажи, что веришь мне.
Миссис Руни. Я, помню, была как-то на лекции одного из новомодных врачей по всяким душевным расстройствам, забыла сейчас, как они называются. Он рассказывал…
Мистер Руни. Дефектолог?
Миссис Руни. Да нет. Я надеялась, что он как-то прояснит мой давний интерес к конским ягодицам.
Мистер Руни. Невропатолог?
Миссис Руни. Да нет же, я потом сама вспомню, ночью. Он рассказал нам историю про девочку, которую он долго и безуспешно лечил, девочка была со странностями, какая-то несчастная. Он никак не мог определить, что с ней. Правда, сказал он, она умирала, но в остальном все было в порядке. Она и в самом деле умерла почти сразу после того, как он, так сказать, умыл руки.
Мистер Руни (без особого, интереса). Ну и что? Что в этом такого необычного?
Миссис Руни. Не в том, что умерла, а в том, как он об этом рассказывал, – я с тех пор никак не могу забыть.
Мистер Руни. Так вот о чем ты думаешь, когда не спишь ночью.
Миссис Руни. Об этом и еще об одной… гадости. Когда он кончил эту историю с девочкой, он некоторое время стоял совершенно неподвижно, глядя себе под ноги, стоял так минуты две, наверное. Потом он вдруг вскинул голову, как будто его что-то осенило, и воскликнул: «Беда в том, что, в сущности, она вообще не рождалась». (Пауза.) Он все время говорил без бумажки. (Пауза.) Я ушла с середины.
Мистер Руни. И ни слова о твоих ягодицах? (Миссис Руни всхлипывает. Ласково.) Мэдди!
Миссис Руни. Этим людям уже ничем не поможешь. Мистер Руни. Каким – этим? (Пауза.) В какую сторону, я смотрю?
Миссис Руни. Что?
Мистер Руни. Я забыл, в какую сторону я смотрю.
Миссис Руни. Ты повернулся вбок и сейчас наклоняешься над канавой.
Мистер Руни. Там собака сдохла.
Миссис Руни. Ну что ты, просто прелые листья.
Мистер Руни. В июне? Прелые листья в июне? Миссис Руни. Да, милый, они остались с прошлого и с позапрошлого и даже еще с позапозапрошлого года. (Молчание. Сильные порывы ветра. Они идут дальше. Шарканье ног и т. д.) Вот опять этот прелестный ракитник. Жалко, уже отцветает. (Шарканье ног.) Вот и первые капли. (Шум ветра, шарканье ног и т. д.) Золотая морось. (Молчание.) Не обращай на меня внимания, милый, это я сама с собой.
Дождь усиливается.
Интересно, лошаки могут производить потомство?
Останавливаются.
Мистер Руни. Повтори.
Миссис Руни. Пойдем, милый, не обращай на меня внимания, а то на нас уже капает.
Мистер Руни (настойчиво). Кто может производить что?
Миссис Руни. Лошаки – потомство. (Молчание.) Ну ты знаешь, лошаки – разве они не бездетные? То есть бесплодные? (Пауза.) Я спрашивала у одного профессора-теолога, он сказал, что там был не осел, а лошак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9