Триптих – 3

OCR Busya
«Валентин Азерников «Отпуск за свой счет»»: Искусство; Москва; 1990
Аннотация
Разные герои, разные сюжеты, разные категории заведений ресторан, кафе, закусочная.
Но одно общее – это, пожалуй, единственные места, где в нашей круговерти еще могут встречаться незнакомые люди. Чтобы всмотреться друг в друга, чтобы узнать в другом себя. И – ужаснуться или посочувствовать.
Эти три пьесы – «Юбилейное танго», «Этюд на двоих», «Он придет» – могут играться порознь, а могут – в один вечер, как триптих.
Валентин Азерников
Он придет
Ироническая комедия в одном действии

Главную роль могла бы сыграть Инна Чурикова.
Действующие лица в порядке появления.
Надя.
Бородач.
Полная женщина.
Мужчина с портфелем.
Высокая женщина.
Уборщица.
Человек в очках.
Капитан.
Сержант.
Кафе самообслуживания в зале ожидания аэропорта. За столиком сидит Надя. Перед ней – нетронутая чашка кофе, вторая чашка – напротив, перед пустым стулом, на котором лежат ее сумка и шляпа. Надя сидит неподвижно. Когда по радио объявляют прибытие или отправку очередного рейса, она вздрагивает и вслушивается. Часто смотрит на часы.
На соседних двух столиках – перевернутые стулья. К столику подходит Бородач – молодой человек с лохматой шевелюрой и густой бородой, в темных очках; лица его практически не видно. Он держит чашку кофе и рюмку.
Надя. Извините, здесь занято.
Бородач. Все четыре?
Надя. Я жду. Тут должны прийти…
Бородач. А эти два?
Надя. А что, других нет? Обязательно сюда?
Бородач. Вы же видите, закрывают. Я ненадолго. А она все равно опаздывает.
Надя (вызывающе). А с чего вы взяли, что это она? Может, это моя шляпа.
Бородач (посмотрел на шляпу, пожал плечами) . Да? Ну все равно, его же пока нет. (Садится на один из стульев.)
Надя. Он скоро придет.
Бородач. А я скоро уйду. (Пробует кофе, недовольно морщится.)
Диктор невнятно объявляет прибытие какого-то рейса.
Какой – 687-й?
Надя. 587-й.
Бородач. Вы уверены?
Надя. Да.
Бородач. У них дикция – ни черта не поймешь.
Надя. Это поначалу.
Бородач (удивленно). А вы что, давно тут?
Надя не отвечает.
Я 687-й жду. Недавно объявили – задерживается. На час. Я и удивился: то задерживается, а то – садится. Но точно не он?
Надя кивает.
А то… Судьба, можно сказать. Не боитесь – чужая судьба?
Надя. 587-й.
Бородач. Жалко. Хорошо бы нагнал в воздухе. А то этот час… Я на него и рассчитывал. Мне он вот как нужен, мой час. Без охламонов, без слюней, без тачки у подъезда… Я, главное, все выстроил, все… Ну буквально. Он – в кювете, на час с гарантией. У меня дружок – таксист, все чисто, не придерешься. Мать ее – междугородный вызов устроил – сидит, ждет. Все – моя дорога, мои полтора часа. Никто не помешает, ни один гад, все скажу, все… А вот на тебе – рейс задерживается. Значит, и небеса против, значит, судьба – а с судьбой я не игрок. Значит, опять втроем, опять мамаша ее про мою наследственность грубую намекать будет. Мой родитель – он в цирке работал, воздушный гимнаст. Пока у него… ну, с глазами там что-то. А полуслепой гимнаст – это палач, а не циркач, это он так шутит. Ну и что ж оставалось – пошел грузчиком, мебель возит. Мать довольна, наконец, говорит, дома деньги водятся, и знакомые все – на полусогнутых – чепельдей, роджерс… А ее матери это… Тоже мне графиня, полудурков в институт натаскивает. А она в мать, все ей тоже не так. Коротко стригся – уши, говорит, торчат; волосы отпустил – лицо деформировалось; бороду для пропорции – колется, говорит. Пять лет я за ней вдогонку. Гонка за лидером. В школе – я в баскет, а она от гитары млела. Ну ладно, купил, выучился – романсы, стансы. Взяли барды алебарды… А она – отстал, провинция, только битгруппы во сне видит. Ну что ж, собрал ребят, напрягся, освоил. А она морщится – люди, говорит, это уже все пережили, это, говорит, ледниковый период, мезозой, сейчас, говорит, люди кантри исповедуют. Ах так, ну ладно. Набычился, перековались – на институтском смотре второе место. А она – поезд ушел, ты опять, мол, на перроне, вслед смотришь, а люди в диско едут, в завтра. Ну что ж делать было. Разбежались, догнали поезд, на городском конкурсе – лауреаты, дискоклуб свой открыли, билеты по райкомам комсомола. А ей опять все неинтересно, она в ретро кайф ловит. С передовыми людьми, конечно. Разозлился я, но ничего, взял себя в руки, крякнул, сделал программу ретро – с другими ребятами, правда, мои плюнули: не блохи, говорят, с одного на другое прыгать. Ну вот, сыгрались, сыграли. Ничего вроде. На фестиваль даже отобрали. А она плечами пожимает, надо, говорит, тишину слушать. Шумы да шорохи и цветные прожектора по стенам. Ну тут я… Нет, я не знаю, ну вот вы женщина, вот ждете кого-то…
Надя. Он скоро придет.
Бородач. Значит, вы в курсе, так сказать. Ну скажите – что ей надо? Ну если ничего, так бы и сказала, правда? Мол, другому отдана и буду век ему… Или сколько там у нее терпения хватит. Так? Но она ведь не говорит. Разъезжает в его тачке с ним, а жить учит – меня. Ему не говорит – брось свои махинации, займись благотворительностью, ему она не объясняет, где вчерашний день, а где завтрашний, с ним она сегодняшним живет. А мне… Ну вот вы женщина, скажите… Как вы это понимаете?
Надя. Я не знаю.
Бородач. Ну вот ваш… Вы что его тоже все время учите, кем быть, как жить, что делать. Мм?
Надя пожала плечами.
Конечно, потому что вы нормальный человек. И он нормальный. И не позволил бы, чтоб им крутили, как рулем.
Надя. На пользу дела.
Бородач. Кому?
Надя. На фестиваль вон…
Бородач. А толку… Как зайду, она у матери анальгин спрашивает. С ним по кабакам – у нее ничего не болит.
1 2 3 4 5