– Нам придется украсть рукопись, – сказал Алан.
– Это не кража. Воры не мы, а монахи. Они хотят ограбить мир, лишить его замечательной книги.
– И ограбить Алексида, лишить его славы и бессмертия, которые он заслужил.
Успокоив свою совесть такими рассуждениями, они уселись друг против друга за пыльным столом и принялись переписывать жития святых, обсуждая свои дальнейшие планы. Работа была скучная, но нетрудная и не требовала сосредоточенности.
Они решили, что уйти немедленно нельзя. Это могло вызвать подозрения, и тогда за ними послали бы погоню. Да и отдых им не повредит – ноги Анджелы заживут, а кроме того, можно будет накопить немножко припасов на дорогу, съедая не весь хлеб, который им дают.
Им очень не хотелось оставлять Алексида в библиотеке. Они, конечно, понимали, что за один день ничего с ним не случится, и все-таки чего-то опасались.
– А кроме того, – сказала Анджела, – раз нам не доверили ключ от библиотеки, кто знает, удастся ли нам сюда проникнуть, когда настанет время забрать рукопись.
– Но если мы возьмем ее сейчас, нам некуда будет ее спрятать. Весьма возможно, что кто-нибудь из монахов решит заглянуть в наши сумки.
– Придумала! – Анджела указала на окно. – Если я влезу к тебе на плечи, то смогу дотянуться до окошка и сунуть книгу в нишу. Стекла тут нет, и мы сможем забрать ее с той стороны, когда во дворе никого не будет.
– Прекрасно. Так и сделаем.
С этими словами Алан уперся руками в стену, и девушка не без труда взобралась к нему на плечи.
– Ну вот, – сказала она шепотом, спрыгивая на пол и вытирая запачканные руки. – А теперь давай скорее переписывать, чтобы нам было что показать.
Часа два они усердно работали, а затем раздался унылый звон колокола.
– Будем надеяться, что он созывает монахов к обеду, – заметил Алан.
– Слышишь – кто-то отпирает дверь.
Однако заглянувший в библиотеку монах пришел позвать их в часовню. На этой службе, объяснил он, обязательно должны присутствовать и монахи и гости монастыря.
– Все пропало! – вдруг растерянно прошептала Анджела, когда они подошли к часовне.
– Что случилось? – с тревогой спросил Алан.
– Мои волосы! Ведь в часовне мне придется снять шляпу!
– Авось в полутьме никто не заметит. Да и у монахов они тоже по самые плечи.
Но, хотя в часовне царил полумрак, а волосы монахов были достаточно длинны, все же рядом с короткими белокурыми кудрями англичанина рыжая грива Анджелы сразу бросалась в глаза.
Когда служба кончилась, у дверей часовни их остановил отец Димитрий.
– Ты носишь волосы длинными, словно женщина, – сказал он грубо.
Анджела спокойно посмотрела ему прямо в глаза.
– Я дал обет, – сказала она, – не стричься, пока не вернусь из своего паломничества.
Хмурые морщины на лбу монаха разгладились.
– Ну, если это не суетность, мальчик, то ничего, – сказал он почти ласково.
Однако когда они пошли к трапезной, он продолжал задумчиво смотреть им вслед.
После обеда им пришлось опять работать в библиотеке до самой темноты. Только после ужина и вечерни они, наконец, получили возможность побродить по монастырю.
– И все-таки это кража, – сказал Алан, которого вновь начала мучить совесть. – Может быть, попробуем задержаться здесь подольше и переписать комедию?
Анджела решительно мотнула головой.
– Это не годится. Нам нужна сама рукопись. Иначе могут сказать, что мы подделали комедию, что ее сочинил вовсе не Алексид, а мы сами.
Алан иронически усмехнулся.
– Эх, если бы я и правда умел писать вот так!
Они успели только наскоро перелистать страницы, но и этого было достаточно, чтобы убедиться, что перед ними настоящий шедевр, достойный сравнения с лучшими комедиями Аристофана.
– И все-таки рукописи подделываются, – объяснила Анджела. – Поэтому венецианское правительство поручило особому цензору наблюдать за печатанием латинских и греческих книг.
Разговаривая, они спустились к озеру, чтобы насладиться прохладным ветерком, дувшим с гор. Догорел еще один великолепный закат, и сгустились сумерки. Кругом царила глубокая тишина, и каждый звук далеко разносился в горном воздухе. Вот почему им удалось расслышать беседу отца Димитрия с другим монахом, которые остановились у парапета высоко, над ними. Они как раз подошли к вырубленным в скале ступенькам, когда до них донесся знакомый грубый голос отца эконома:
– Я и сам так подумал сегодня утром, брат Григорий. Но как ты догадался?
– Я подслушивал у дверей библиотеки, брат…
Алан вздрогнул и схватил Анджелу за локоть. Окаменев, они затаили дыхание.
– И о чем же они разговаривали?
– Я не разобрал. Дверь ведь толстая, а они шептались и только иногда говорили громче. Но один называл другого «Анджела».
. – А ты не ослышался? «Анджело»… «Анджела»… Почти никакой разницы.
– Но ведь он ставил слова в женском роде! Тут ошибки быть не может: один из них на самом деле девушка, и мы допустили в стены монастыря женщину! Да если настоятель об этом узнает, он умрет от ужаса!
Отец Димитрий позволил себе хихикнуть.
– Ну так постараемся, чтобы он об этом узнал. Место в раю, уготованное нашему достопочтенному настоятелю, уже заждалось его.
Несколько секунд они молчали, а потом второй монах сказал:
– Когда ты будешь настоятелем, ты… ты вспомнишь про мою дружбу?
– Я не забуду никого из моих друзей. И из моих врагов.
– А что сделать с этой девчонкой?
– Сегодня ничего. Запомни – никому ни слова! А утром проводи их не в библиотеку, а к настоятелю. Я обличу их в его присутствии. Если старик выдержит и такое волнение, значит, на него вообще смерти нет!
– Ты очень умен, Димитрий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56