— Ну, подыщи кого-нибудь другого. Твой отец может попросить своих друзей.Алексид прикусил губу.— Нет, — сказал он твердо, — с отцом я об этом говорить не буду. Он только рассердится, что я тратил свое время на пустяки.— Ну конечно, если тебе вовсе и не хочется, чтобы твоя комедия…— Нет, хочется. Я просто думаю… Знаю! Я поговорю с дядюшкой Живописцем.
Сразу же после обеда Алексид отправился к своему двоюродному деду. В этот час послеобеденного отдыха в гончарной никого не было. Но старик, как и ожидал Алексид, сидел в углу и с увлечением занимался своей обычной работой.— Дядюшка! Я к тебе за помощью.— Ну что ты еще натворил? — Старший Алексид поднял на него добрые голубые глаза, но тут же снова опустил их на большой кратер большая чаша, в которой смешивали вино с водой

, который стоял перед ним.Он уже покрыл чашу черным блестящим лаком, а теперь принялся проводить внутри нее тонкие линии, вновь обнажавшие красную глину. Черта за чертой — и вот уже за нимфой в развевающихся одеждах погнался веселый сатир. Алексид стоял и дивился уверенности, с которой его дед выцарапывал фигуру на вогнутой поверхности чаши. Нельзя было заметить ни единой погрешности. На блестящем черном фоне красиво выделялись все мельчайшие детали: глаза, пальцы на руках и ногах. До чего искусен дядюшка Живописец! Как же можно называть его неудачником, когда он уже пятьдесят лет покрывает вазы и амфоры такими вот прекрасными рисунками и, наверно, нет ни одного города на Средиземном море, где не нашлось бы изделия, побывавшего в его руках!— Рассказывай же, — подбодрил его старик, принимаясь отделывать второго сатира, который вдруг стал чуть-чуть похож на его внука в минуту буйной веселости.Алексид рассказал ему о своих затруднениях.— И, если ты согласишься, — закончил он, — это будет самый удачный выход.— Удачный? — Дядюшка Живописец подправил копыта сатира, его косматые ноги и красиво изогнутый хвост. — Но ведь я никогда нечего не писал. Я только и умею, что подписывать имена на вазах — кто где изображен.— Да я не об этом. Тебя ведь тоже зовут Алексид, а прадедушку звали Леонтом, так что ты Алексид, сын Леонта, как и я сам.— Очень неприятное совпадение.— Какое же это совпадение? Старших сыновей всегда называют в честь деда. Отец был старшим, вот его и назвали Леонтом.— Но я-то тебе не родной дед.— Конечно, а я — не старший сын. Мать назвала меня в твою честь, потому что жалела, что у тебя нет своих внуков.— Твоя мать всегда была доброй девочкой, — заметил дядюшка Живописец, и на чаше появилась еще одна нимфа, стройная и красивая, — точь-в-точь жена его племянника в молодости.— Так ты позволишь поставить на моей комедии твое имя? — просил Алексид. — Это ведь только для виду. Ее же все равно не примут.— Ну уговорил. Ради нее. — Одно ловкое движение руки, и по обнаженным плечам нимфы рассыпались длинные кудри.— Спасибо тебе, дядюшка Живописец!Алексид пришел в такой восторг, что принялся обнимать старика, и тот смог вернуться к работе, только пригрозив внуку, что выкрасит ему нос черным лаком, если он немедленно его не отпустит. Глава 12АРХОНТ-БАСИЛЕВС
— А сколько времени, — вкрадчиво спросил Милон, — должна длиться хорошая речь в Народном собрании?Алексид очнулся от задумчивости и сообразил, что вопрос обращен к нему.— Восемь дней, — ответил он машинально.Все вокруг захохотали, а старый софист подошел к нему и сказал со злой усмешкой:— Да неужели, Алексид? Позволю себе заметить, что к концу такого срока слушатели несколько устанут даже от твоего прославленного красноречия.Ученики захихикали.— Прошу… прошу прощения. Я, наверно, задумался.— Я так и предполагал. А о чем, мы лучше спрашивать не будем. Ну, так продолжим…«Восемь дней», твердил про себя Алексид. Уже восемь дней ожидания — и кто знает, когда оно кончится? Восемь дней назад комедия была передана архонту-басилевсу. Быть может, именно сейчас этот почтенный муж сидит над развернутым свитком, громко хохочет, забыв о соблюдении достоинства, и даже не глядит на другие свитки, лежащие у его ног!Ах, если бы! Но, конечно, это несбыточная мечта. У архонта есть и другие дела, кроме чтения комедий. Ведь он второе лицо в Афинах. Недаром он зовется басилевсом — этот титул восходит к седой старине, когда городом правили цари — басилевсы. Ему подведомственно все, что имеет отношение к религии, — от судов над нечестивцами и богохульниками, вроде того, на котором присутствовал Алексид, до религиозных праздников. Весенние Дионисии были только одним из таких праздников, а отбор комедий для них — лишь частью необходимых приготовлений.Да и как бы то ни было, убеждал себя Алексид, почему он вдруг выберет «Овода»? Ему предстоит прочесть множество комедий, а отобрать он должен только три. И одна из них уж наверняка будет аристофановской. Ведь народ очень любит его комедии и он так часто побеждал на состязаниях, что архонт просто не посмеет его обойти… Значит, для «Овода» останется только два возможных места, а не три…— Итак, заметьте, — монотонно говорил Милон, — когда вам приходится писать речь заранее, вы должны знать, сколько строк надо написать, чтобы она продолжалась час, а сколько — чтобы она продолжалась два часа или три. Сколько примерно надо написать строк для обычной речи, произносимой в Народном собрании? Сколько строк, Алексид?— А… э… две, — растерянно ответил Алексид, подпрыгнув от неожиданности.— Гм! Две строки? Не коротковато ли? Теперь ты впадаешь в другую крайность. Не будешь ли ты так любезен сочинить и написать речь, которую подашь мне завтра, и не в две строки, а в двести?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59