На первой полосе красовалась его школьная прошлогодняя фотография, на которой он беззаботно улыбался. Глебу было немного странно видеть свою фотографию в газете. От этого веяло какой-то нереальностью, вроде ты изображен, а вроде понимаешь, что такого быть не может. Он ведь простой школьник, не победитель городских олимпиад и не пионерский активист. «Странно, если бы не чувствовал себя нормально, решил бы что у меня галлюцинация или сон», – подумал Глеб. Заголовок над фотографией гласил: «Фейверк технически одаренного школьника чуть не привел к серьезным последствиям». Далее следовал пространный текст, из которого следовало, что за технически одаренными детьми должен быть контроль и руководство взрослых, иначе не избежать трагедии. События, произошедшие с Глебом трактовались довольно оригинально. Якобы он сделал большую ракету-фейверк, занимаясь в техническом кружке, и запустил ее к окончанию школьной четверти. Вообще о самой ракете, бункере и Глебе в статье конкретных фактов почти не приводилось или они обходились стороной. В основном шли рассуждения о путях научно-технического прогресса и роли подрастающего поколения в нем. «Да уж, – грустно усмехнулся Глеб про себя, – такой фейверк мог получиться, после которого из зрителей мало кто бы остался в живых». В остальных газетах было написано то же самое, менялись только стиль и фразы. Глеб и раньше знал, что в газетах часто печатают неправду, но когда так пишут о тебе – становиться очень неприятно. «Уж лучше бы написали правду, что я псих и хотел начать ядерную войну, и то не так было бы обидно. А то: „в школе Глеб Брусникин хорошо учился и его все любили“. И ктож это меня там любил? Все в основном прикалывались и смеялись. Особенно Нелева. Да и учился я не очень – хорошист, это верно, но не отличник же». Глеб с отвращением отбросил газеты. «Напишут всякое…, нет на „Пионерку“ я больше не подпишусь. Пусть другие это читают, а с меня хватит. Благо, классная руководительница теперь, когда я здесь, не проверит, подписан на „Пионерку“ или нет. А проверит – плевать. Я уже ничего не боюсь, – тут мысли Глеба пошли в иное русло, он оценивающе взглянул на потолок, стены и закрытую дверь, – интересно, а что мне за это все будет? Ничего я не взорвал, в смысле не разрушил, вроде никто не ранен и тем более не убит. В газетах про меня хорошо пишут, хоть и врут. Ну родители конечно отругают, это и ежу понятно. Из школы могут исключить? Нет, не исключат. Нельзя исключить просто так, нужно другую школу найти. Тогда зимой помню услышал как директриса жаловалась на одного хулигана из старших классов, ничего с ним сделать не могли. Как там она говорила завучу? Исключить, то есть перевести в другую школу, или спецшколу для трудных можно в трех случаях: либо учишься на одни двойки, либо прогуливаешь занятия, либо совершил серьезное преступление. Но я не прогуливал уроки, учусь, вернее учился нормально, а если бы речь шла о преступлении, то в газетах про меня бы по другому писали. Могут правда на учет в милицию поставить, но это не страшно. Переживу. Теперь вопрос: как мне отсюда скорее выбраться? С головой вроде прояснилось, хотя это еще не факт. Ну ничего, здесь подлечат, тогда выпишут, надо Киру побольше расспросить, что здесь и как. Скучно так лежать одному, лучше бы в общую палату перевели». Глеб на всякий случай убрал в тумбочку газеты. «Так, сегодня наверно предстоит долгий разговор с врачами. Надо убедить их, что мне намного лучше, но сделать это не споря с ними. Кира говорил, что спорить нельзя. Вот только что мне им сказать? – размышлял он, глядя в потолок, – о Нелевой я им не скажу. Все-таки, не хочу, чтобы у нее были из-за меня неприятности. Вредина она, но я так же поступать с ней не могу. И вообще это личное дело, мое и ее, других оно не касается. Ладно, скажу им „правду, только правду, но не всю правду“, так отец вроде Рузвельта цитировал. Но плохо то что я не все помню, некоторые вещи кажутся вроде как были, а вроде нет». Глеб не ошибся, спрятав газеты, через несколько минут в его палату вошел врач, Лев Павлович. Он как обычно приветливо улыбнулся Глебу, взял стул, сел напротив него и спросил:
–Ну как твое самочувствие сегодня? Выглядишь ты бодрее, чем раньше.
–Спасибо, хорошо, – осторожно ответил Глеб, садясь на кровати.
–Тогда сейчас подойдет Виктор Иванович, он между прочим профессор и мы поговорим. Кстати, ты помнишь, что с тобой произошло? – задал вопрос Лев Павлович.
–Помню, – тихо ответил Глеб и опустил голову, и со вздохом раскаянья виновато сказал, – я чуть не начал ядерную войну, – и вдруг быстро начал говорить, -понимаете там все так смешалось, я сейчас сам не знаю, что правда, а что мне привиделось или приснилось.
–Стоп-стоп-стоп, – прервал его врач, поднимая руку, – успокойся пожалуйста. Давай начнем с простого. В какой стране мы живем?
–Вы что издеваетесь? – искренне удивился Глеб, – в Советском Союзе, конечно.
–Хорошо, ты только не волнуйся и просто отвечай даже если тебе вопросы покажутся глупыми или неуместными, – опять улыбнулся врач, и задал следующий вопрос, – мы с кем-нибудь сейчас воюем?
–Нет, – покачал головой Глеб, и вспомнив разговор в кабинете, пояснил, – это мне раньше так казалось.
–Так, а ракетная база в подвале твоего дома, она существует? – задал он очередной вопрос, но ответить на него Глеб не успел. Дверь открылась, и в палату вошел «доктор Айболит» – профессор Виктор Иванович. Он выглядел очень жизнерадостным и подвижным.
–У-у-у, – радостно протянул он с порога, закрывая за собой дверь, и вставая у стены рядом с сидевшим лечащим врачом Глеба, – я вижу, что у нас явные улучшения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119