Единственная целая фара засияла. Фургончик качнулся и попятился, набирая скорость. Затормозил, вспыхнув задними огнями.
Из окошка высунулся усач:
– Едешь?

В фургоне попахивало. Водитель курил сигареты одну за другой, но даже табак не забивал характерного аммиачного запаха. Лицо усача все еще оставалось белым как полотно, а глаза лихорадочно блестели, но теперь он говорил более-менее связно.
– …Тетка-то и купила всякой мелочи, а зазывала, ну прям безо всякого стыда. А вечерело уже. Ладно, думаю, хоть чего-то выйдет, да и переночевать будет где…
Он вещал без остановки, цепляясь за руль и вглядываясь в темноту перед собой. Пустынные улицы Желтова уносились мимо и прочь. Время от времени фургончик забирал в сторону, уклоняясь от померещившегося водителю препятствия, и только чудом не налетал на вполне реальные столбы, водяные колонки или припаркованные на обочинах машины. В конце концов я отобрал у владельца фургона руль, согнав его с водительского места. Он не очень возражал. Точнее, он вообще не обратил на это никакого внимания, покорно перебравшись на сиденье рядом, и продолжал болтать, мусоля одну недокуренную сигарету за другой.
– …А тут еще девчонка эта, дочка то есть, является. Зыркнула на меня так злобно, будто я сам к ним в гости напросился, и ехидным таким голосом говорит: «Мама, поздно уже! Сейчас папа придет…» Ну на тебе, думаю, какой еще «папа»…
Мимо мелькнул Пес, сидевший на крылечке одного из домов и облитый светом декоративного светильника над дверью. Вид у Пса был скучающий, глаза лениво прижмурены, а под правой лапой копошилось нечто темное и бесформенное.
Коммивояжер звучно икнул и поспешно отвернулся, впиваясь в сигарету. По сравнению с собой дневным сейчас он как-то сдулся и осунулся, будто плохо накачанный мячик. Усы тоскливо обвисли. Кожу прочертили глубокие складки. В движениях появилась суетливая избыточность.
– …Выперли они меня, в общем. Да я и не шибко расстроился – в первый раз, что ли. Думаю, в фургоне переночую, там у меня все есть… Задремал чуток, а потом приспичило мне… Выхожу, а на улице-то нет никого. Вроде и не поздно еще было. Отошел я, значит, до кустов и смотрю, вроде шевеление в проулке. Собака, думаю, какая-нибудь… А ты видал, что собак-то во всем городе нет? Кошки есть. Кур полно. Гусей видал… Даже коз мужик гнал. А вот собак – ни одной! – Усач так торжественно посмотрел на меня, что я счел нужным согласиться:
– Собаки чуют упырей в первую очередь.
– Ага, – кивнул коммивояжер. – В общем, я увидел это…
Пронзительный потусторонний вопль пробил даже рокот мотора и свист ветра. К нему примешался механический вой сработавших сигнализаций. Над крышами домов зарделось зыбкое зарево Колдовской Радуги. Похоже, Псы нашли гнездо.
– Э… – выдавил торговец, со всхлипом втянул воздух, затем перегнулся через сиденье и некоторое время копался среди разбросанных вещей, пока не издал ликующее: – Вот она! – и не вернулся обратно с найденной бутылкой. Бутылка наполовину была пуста.
Отвинтив пробку, он надолго присосался к горлышку, а по кабине распространился аромат можжевельника.
– Будешь? – Бутылка ткнулась в мою сторону.
Я покачал головой. Выпить хотелось, но время для этого было явно неподходящим. Неизвестно, что еще ждет впереди. Да и из города мы не выбрались пока.
– Говорят, что упыри ал-лкоголь не выносят, – споткнувшись на трудном слове, сообщил усач. – Так вот врут они все! Я почти всю бутылку выжрал, пока он там скребся наверху… – Он притих внезапно, вспоминая. Лицо снова исказилось поутихшим было ужасом.
Фургончик переехал нечто плотное, лежавшее поперек дороги. Нас тряхнуло.
Камень, нервно подумал я. Просто какой-то хлам на мостовой…
В зеркальце было видно, как «камень» поднялся на две конечности и, ссутулившись и свесив длинные руки, заковылял прочь, припадая на правую ногу. Этой улицей Псы не пробегали, или этот упырь слишком хитрый даже для них.
– Я от дома-то ихнего недалеко ушел, – продолжил между тем усач свою быль, разбавляя ее содержимым бутылки, – и сразу бросился стучать. Думаю, сказать надо, пусть полицию вызывают… Ну и самому хотелось под крышу. Стучу, стучу, а они не открывают! Я-то сразу и не понял ничего, с перепугу чуть дверь не выломал, ногами бил, думал, не слышат… А этот, что в кустах, он за мной сразу не пошел. Нашел там чего-то и жрал… Это меня и спасло. Я, кретин, к другому дому побежал, тоже стучать. А там люди на меня из окошка пялятся… – Собеседник повернул ко мне перекошенное переживаниями и изумлением лицо; на лбу проступили крупные бисерины пота. – Понимаешь? Просто таращатся на меня и ничего не делают. Потом занавески задернули и ушли… Оборачиваюсь я, а посреди улицы два этих… – Торговец судорожно глотнул, дернув кадыком. – Как я оказался в фургоне, не помню. Сцепление рву, сам ничего не вижу… В фонарь и въехал. Мотор заглох, а дальше… – Он смолк и присосался к бутылке. Жидкость стремительно убывала.
Ага, вот и знакомая улица. Тускло сияет вывеска закусочной «Логово». Дверца, ведущая в подвал, раззявлена. Мне вспомнилась убаюкивающая мелодия «Баллады лесных дорог». Если мне не изменяет память, ее использовали для умиротворения потусторонней живности еще прадеды наших прадедов, когда ночевали в незнакомых лесах. И вряд ли она случайно звучала в закусочной… Сверху обедали люди, а в подвале ждали своего часа голодные, жуткие твари. И охранная сигнализация не требуется. Ни один вор живым не уйдет.
Пронеслась и канула в ночи бензоколонка, освещенная голубоватым праздничным светом. Мелькнул знак: «Добро пожаловать в Желтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187