Слэх, очарованию тем более действенному, что сама Клэр словно бы не прилагала ни малейших усилий к тому, чтобы мужчины – все до единого – не могли отвести от нее взгляда и не могли перестать о ней думать, когда ее не было в поле зрения.
А может, она действительно не прилагала таких усилий.
По крайней мере, Клэр одинаково мило и одинаково равнодушно уделяла каплю внимания каждому, кто был ей представлен, и ясно было, что в Рогере ей не интересно ничего, кроме коронации Эрика и общения с ним. Своего старшего брата оба младших И’Слэха не видели уже довольно давно, и вполне естественно, что все трое друг по другу соскучились.
А уж радость от встречи с Эриком двух летающих змеев – близнецов, как и Грэй с Клэр, – Озироки и Саути можно было сравнить только с искренней радостью дружелюбных щенков-подростков.
Таким образом, благодаря семье И’Слэхов Тир не только не заскучал за пять дней торжеств и праздников, но даже получил удовольствие. Отчасти причиной тому послужила Клэр, на которую было приятно смотреть и которая благодаря своей красоте иногда поднималась в небо. Отчасти причиной стал отец Грэй – святой, тут ни прибавить, ни убавить, а святые, они все летают, если они настоящие. Марта Сернервилл тоже оказалась не чужда полета… в своей, специфической области, но эта область – это небо – было Тиру близко и понятно. Очень умная, хищная, абсолютно безжалостная к конкурентам, немилосердная к неудачникам, Марта Сернервилл не зря носила прозвище Урзмель – Капкан. А Исхар И’Слэх – гораздо больше похожий на военного, чем на архитектора, широкоплечий блондин, с клыками, почти такими же страшными, как у шефанго, – был в своем небе настолько очевидно и давно, что даже неопытный наблюдатель распознал бы в нем того, кто умеет летать.
Об Эрике и говорить нечего.
Целая семья, состоящая из людей и нелюдей, поднявшихся в небо. Разве это не забавно? Ради того, чтобы взглянуть на них, стоило присутствовать на переломном для истории моменте.
По правде говоря, больше в этом растянувшемся на пять дней моменте Тир не нашел ничего интересного.

В начале тольнейха Акигардам, Оскланд и Альбия объявили войну империи Вальден.
Эрик отправил войска в Альбию и на границу с царством кертов. А Старая Гвардия осталась в Рогере. Вместе со всем гвардейским полком.
– Альбийские города мы потеряем, – объяснил Эрик, – так что там гвардии и делать нечего. Война с кертами – это другое дело. Но пока, господа старогвардейцы, занимайтесь тренировкой господ гвардейцев, а кертов и без вас удерживают.
Тира такой приказ полностью устраивал. Риттера – нет. Альбийцы и оскландцы били орден св. Реска и войска Вальдена, а Риттер сидел в Рогере и ничем не мог помочь своим. Надо сказать, правда, что ресканцы, как и Эрик, не слишком цеплялись за три города в Альбии. Орденское начальство было достаточно благоразумно, чтобы понять: они потеряют людей, а территории все равно не удержат. Поэтому и Вальден и орден Реска использовали Альбийскую кампанию как полигон для тренировки молодых бойцов.
Тир был не слишком доволен тем, что туда отправляют практически необученных армейских пилотов. Но необученными они были только с его точки зрения, а его точку зрения Эрик опроверг всего несколькими словами: «Ты не сможешь обучить всех».
Это была правда.
И неправда.
Тир не смог бы научить всех, это верно, но он действительно считал, что пилоты, отправляемые на фронт, недоучены. Точно так же, как год назад, когда Эрик предложил ему договор, считал, что недоучена его эскадрилья. Эрик тогда сказал, что сделанного достаточно. Но он ошибался…
А сейчас?
Тир не знал ответа.
– Нет ничего лучше, чем учеба в реальных боевых условиях, – сказал Эрик.
– Да они гибнут раньше, чем успевают научиться!
– Лучшие – выживают и учатся.
И как тут спорить? А главное, с кем спорить? С настоящим живым императором?
Машины было жалко. Машины гробились ни за что.
Но машины для Эрика вообще не были аргументом до тех пор, пока укладывались в процент допустимых потерь.

Итак, война шла своим чередом, а жизнь – своим.
К началу военных действий отношения Казимира и Дары вернулись в прежнее русло и продолжили развиваться. Тир подозревал, что развитию поспособствовала война и тот факт, что Казимира в любой момент могли отправить на фронт. Но глубоко в эти тонкости он не лез.
Светлый князь, пребывая в перманентно романтическом настроении, порывался учить его жизни и твердил, что любовь – это прекрасное чувство и что Тир – дурак, если не хочет испытать его хотя бы раз.
Тир не однажды слышал утверждения, что любовь – это прекрасное чувство. Он еще в молодые годы немало времени посвятил его изучению и анализу, научился имитировать разные виды любви и мог бы, если бы пришла в голову такая блажь, написать на эту тему полноценное исследование. Блажь такая прийти, конечно, не могла, поскольку Тир никогда не рисковал без необходимости, а за подобное исследование все влюбленные мира, объединившись, отправили бы его на костер. Это как минимум.
Так что Казимира он слушал только тогда, когда у того в отношениях с Дарой возникали проблемы, погружавшие светлого князя в пучины горя и терзаний. Горе и терзания нравились Тиру гораздо больше, чем любовь, потому что их можно было вытянуть и съесть.
А еще он продолжал время от времени встречаться с самой Дарой. Нечасто – только когда хотелось какого-то разнообразия в общении, – но довольно регулярно.
Чтобы язва в душе у жертвы не заживала, крючок нужно время от времени шевелить.

Рукою шаря, словно нищий,
Прожектор нас в тумане ищет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129