– Ухмыльнулся и добавил: – Можешь называть меня отец Хонален, я не обижусь.
– Падре, – сказал Тир.
– Чего?
– То же самое, что «отец». Падре Хонален. Тебе подходит. Ты толстый и благостный.
Монье заржал, игнорируя строгий взгляд фон Геллета.
– Прекратить балаган, – приказал граф. – Тир, у меня к тебе два вопроса. Ты действительно сразу выделил Хоналена из остальных гвардейцев?
– Да. Ваше сиятельство.
– Почему?
– Потому что он… – Тир задумался над верной формулировкой, – умеет летать, – пояснил он без особой надежды, что его поймут.
Его, однако, поняли.
– Ты сразу это увидел? – уточнил граф.
– Сразу, ваше сиятельство.
– Титулование через раз, – прокомментировал фон Геллет. – Буду считать это прогрессом. Как ты определил, что он, как ты говоришь, умеет летать?
Ну и вопросы! Тир умел формулировать и облекать свои ощущения в слова, но не тогда, когда дело касалось настолько тонких материй. Как определил? Хонален был в небе, вот и все. Что там еще определять?
– Подумай над этим, – велел его сиятельство. – Для нас крайне важно научиться находить таких пилотов.
– Это не ко мне. – Тир покачал головой. – Тот, кто умеет летать, его и искать не надо, о нем говорить будут. А кто еще не умеет… как их вычислишь?
– Вот и подумай. Теперь второй вопрос: что связывает тебя с князем Мелецким?
То есть? Что значит «связывает»?
Тир не стал переспрашивать, просто удивился.
– Казимир меня защищает, – сказал он, умудрившись не ухмыльнуться.
Хонален что-то невнятно булькнул. А фон Геллет покачал головой:
– Ты, конечно, нуждаешься в защите… но не в той, какую может обеспечить Мелецкий. Однако ты тянешь его за собой, начиная с Радзимы. Зачем? В нем есть что-то особенное?
– Ни черта, – с досадой признал Тир. – Но для вас, ваше сиятельство, что-то, может быть, и найдется. Поговорите с Казимиром сами. К тому же он хороший пилот.
– Отличный, – признал граф. – Еще одно правило, Тир, о котором Хонален забыл упомянуть. В небе нет титулов. Это понятно?
– Так точно, ваше сиятельство.
Ему показалось, что фон Геллета слегка передернуло, и Тир мысленно записал себе один балл.
– Почему «отец»? – спросил он у Хоналена, когда оба вышли под открытое небо.
– Потому что бывший священник, – ответил тот. – С точки зрения нашего графа, я слишком хорошо летал, чтобы служить Господу. И, каюсь, его сиятельство слишком быстро убедил меня в том, что так оно и есть.
– Священник, – протянул Тир, – а так и не скажешь.
– Да по тебе тоже… много чего не скажешь. – Хонален смерил его взглядом. – Ты где живешь-то?
– В казармах.
– Переезжай на Гвардейскую улицу.
– А есть и такая?
– Есть, только называется по-другому. – Махнув рукой, Хонален пренебрежительно добавил: – Кому какое дело, как там она называется? Гвардейская и есть. Наши почти все там живут. В казармах – только самые отпетые. Да, кстати, Эрик тебе не сказал, машина, на которой ты летал сегодня… если хочешь, можешь ее выкупить. В кредит. – Хонален расплылся в улыбке. – Тысяча олов, я считал, это двадцать лет платить. Хороший стимул не помереть, нельзя ж такие долги оставлять: дети вовек не расплатятся.

Кредиты были не только стимулом «не помереть», но и дополнительным фактором, удерживающим гвардейцев на военной службе. А Тир расплатился за болид сразу. Теми деньгами, которые получил от Лонгвийца.
Граф, узнав об этом, только головой покачал:
– Ты что, свинец в золото переплавляешь?
– Нет, – сказал Тир, – я просто очень дорого стою.
– Спорить трудно. Хонален уже посоветовал тебе купить дом?
– Я ведь куплю. – Тир улыбнулся, вспомнив об остатках первой тысячи, полученной от Пардуса. – И выплачу всю сумму сразу. Ваше сиятельство, я и так ваш с потрохами, куда я денусь? Не надо надевать на меня поводок.
– Я предпочел бы, чтоб ты жил среди нормальных людей, – серьезно сказал фон Геллет. – Среди тех, у кого есть дома, семьи, дети… ты впитываешь человеческое, как губка, и будет гораздо лучше, если ты освоишься на Гвардейской улице, чем в казармах, среди парней, которые живут от войны до войны.
В казарменной жизни Тира устраивало все. Казармы были обычным многоквартирным домом, комфортным, с хорошей звукоизоляцией, под завязку набитым эмоциями, среди которых хватало отрицательных. В городе не найти уединения, значит, и искать не надо, а надо, наоборот, выбирать места наибольшего скопления людей. Превращать минусы в плюсы.
Граф так не считает.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – безразлично ответил Тир.
Фон Геллет что, хочет сделать из него человека? Но он ведь и так достаточно хорошо притворяется человеком, будучи на земле. И при всем желании не сможет притворяться, поднимаясь в небо. Точнее, сможет – он все сможет. Но не станет.

Когда фон Геллет пообещал, что будет защищать его, настороженность превратилась в страх. Совершенно немотивированный, а потому не имеющий права быть.
Тир ненавидел немотивированные эмоции, так что бояться перестал. Опасаться – продолжил. И приложил немало усилий к тому, чтобы навести порядок в чувствах, согласовать их со здравым смыслом и удалить все, что не согласовывалось.
В конце концов он пришел к выводу, что на этой планете весьма осмотрительно опасается всех, кто демонстрирует сверхчеловеческие возможности, не являясь при этом ни магом, ни Грэем И’Слэхом. Возможности магов, кстати, были в пределах человеческих, просто в Саэти эти пределы были несколько шире, нежели на Земле. А вот возможности Эрика фон Геллета в рамки не укладывались. Значит, от него можно и нужно было ожидать неприятностей просто потому, что он был способен эти неприятности устроить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129