– Да-а, Суслик, несдержанный ты человек. Ну разве так с женщиной можно?
– А женщина где? – не понял Мал.
– Да вот же, – Падре обвел рукой рисунки, – это женщина. Просто – по частям и изнутри.
– Ну ничего себе! – Мал повертел так и эдак один из эскизов, обернулся к Тиру: – Суслик, а ты кем в детстве хотел стать? Хирургом?
– Дрессировщиком. – Тир забулькал от злости. – Что вы приперлись? Я вас сюда не звал. Валите в гостиную!
– Ну в гостиную так в гостиную. – Падре кивнул Риттеру. – Взяли?
И взяли. Один – справа, другой – слева, подняли под локти и понесли. Тир попробовал брыкаться, но Мал пресек.
– Идиотки! – сообщил Тир, когда его отпустили.
Взял стул и уселся верхом посреди гостиной:
– Идиотки! Кретинки! Де-ге-не-рат-ки! И уродины. Все!
– Преувеличение, – спокойно заметил Риттер, разливая водку.

– Вальденские женщины, – продолжил ресканец, когда обстоятельно и со вкусом выпили по первой, – умны и красивы. Правда, в разной степени. Наша задача найти лучших. И твоя, Суслик, тоже. Ты из всех нас судья самый беспристрастный, так что стыдно тебе должно быть за попытку остаться в стороне от общего дела.
– Да и кроме того, – рассудительно сказал Падре, – мы же вместе это начали.
– Семеро одного козлят. – Тир был грустен, но уже не злился. – Вам-то хорошо, вы привычные.
– Че хорошо-то? – вылез до того молчавший Шаграт. – Сам-то понял, что сказал? Нам же еще и употреблять приходится тех, кто для дела не годится.
Этот аргумент оказался самым убедительным.

До усадьбы Сегель очередь дошла к середине третьей недели. Тир не халтурил, но работал быстро и, ознакомившись за день с представительницами сразу двух семей, подумал, что где две, там и три – на завтра меньше будет работы. Не столь уж большой крюк на запад, в конце концов. Поместья здешних дворян были обширны, но не настолько, чтобы создать проблемы для пилотов.
Он вел Блудницу к башенкам маленького замка, наверняка изрядно запущенного, но с неба смотревшегося довольно мило. Внизу были деревни, вокруг них поля, на полях вовсю трудились крестьяне, а дети на улицах поднимали головы и махали вслед болиду.
Пастораль! В этой глуши любой пилот сойдет за Чкалова.
Между деревнями и замком была роща, негустая, чистенькая. Тир от скуки бросил машину вниз, не снижая скорости помчался между стволами, распугивая обалдевших от такого дела птиц. И, наверное, это смешно смотрелось, когда взбесившийся болид вдруг замер в воздухе, повисел, и – хвостом вперед – аккуратненько полез обратно. На полянку. Мимо которой только что промчался, со свистом взрезая воздух.
Во всяком случае, девушка смеялась. Обычная вальденская девушка: волосы светло-русые, глаза серые, подбородок округлый, лоб средней высоты, широкий, нос прямой, слегка вздернут, губы полные. Возле правого уха две родинки… Словесный портрет Тир составил машинально, пока выпрыгивал из машины. Возраст он мог назвать точно: девятнадцать лет. Хм, значит, никакая не девушка, а уже пару лет как замужем. Не формат. Но информацию об обитателях Сегеля у нее получить можно.
Незнакомка уже перестала хохотать, но глаза еще насмешливо щурились.
– Добрый вечер, – сказал Тир, – не темно читать?
– Надо же, – сказала она без всякого пиетета, – живой старогвардеец! – Она закрыла книгу. – А летать не темно, господин фон Рауб?
– Нет. Я вас не знаю.
– Я Хильда фон Сегель, дочь барона фон Сегеля.
О как! Значит, формат. Ну да, все правильно, фон Сегель – старая дева. Бесприданница. Так, теперь надо определить, как у нее обстоят дела со всем остальным: грудь, бедра, ноги, талия, общая привлекательность.
Пока такой возможности не было, поскольку девица сидела, закутавшись в плащ.
Она даже встать не потрудилась и руки не протянула, наблюдала за Тиром с любопытством и так и не исчезнувшей смешинкой в глазах. Он принял вызов. Сел на фюзеляж опустившейся к самой земле Блудницы, скрестил ноги и сообщил, почти не улыбаясь:
– Вы знаете, в столице совершенно не с кем поговорить о философии Рогэ из Дирфиса. Но, строго между нами, он ведь всего лишь изложил своим языком взгляды альбийских язычников.
Он попал в точку! Фон Сегель, только что готовая уязвить залетного гостя прекращающей разговор насмешкой, прижала к груди свою книжку и сверкнула глазами:
– Рогэ Дирфисский – христианин! Мыслитель! Настоящий ученый. Где вы увидели язычество?
– Ну как же? – Тир покусал губу, чтобы не рассмеяться, так быстро дамочка схватила наживку. – Как же? А рассуждения о датах христианских праздников, якобы одобренных непосредственно Вестником?
– Он был первым, кто сказал, что люди праздновали в эти дни, потому что, не зная о Боге осознанно, знали о Нем в глубине души. Даже если он и почерпнул даты из языческих книг, что с того? Вы хоть знаете, какая смелость нужна была в те времена, чтобы открыто написать такое? Это вам не шишки с сосен сшибать.
– А я ни одной и не сшиб. Вы его «Хвалу огню, рассеивающему Тьму» читали?
– И что? – Хильда гневно нахмурила брови. – Хотите сказать, что он был не прав? Если строго придерживаться логики, в построениях Дирфисца насчет огня верно все до последнего слова.
– Логики, – согласился Тир, – но не догм.
– А тогда догмы были другие. И вообще, не вам бы судить. Вы и вовсе сатанист.
Тир от удивления чуть не съехал с фюзеляжа на землю:
– Откуда вы знаете?
– Старогвардейцев – пять человек на всю империю, – ядовито сообщила Хильда, – или вы думаете, что Сегель такая глушь, что сюда и газеты не ходят?
– А мы – ничем мы не блестим… – озадаченно пробормотал Тир, – однако смело с вашей стороны вступать в разговоры с незнакомыми сатанистами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129