У бати здоровье-то неважное, пора бы на пенсию, а он все хорохорится, говорит, что до института меня доведет, инженером с высшим образованием сделает. Конечно, учиться – дело неплохое, но и совесть надо иметь. У старика жизнь была нелегкая, сам знаешь. А мы, если надо, можем учиться и заочно. Все думаю: кем быть? Эх, если бы в шоферы попасть удалось, пошел бы, не задумываясь.
У нас часто поговаривают, что может начаться война. Правда это? Батя рассказал, что у них с конного двора стройки забрали лучших лошадей. Говорят, для армии. Со снабжением тоже похудшало. Масло сливочное стали продавать с перебоями. Дают в одни руки по 200 граммов. А так все как будто есть.
С кем же может быть война? С японцами? Неужели Халхин-Гол не пошел впрок? Снова с финнами? Не похоже. Часто поговаривают, что будто бы Германия копит силы на нас. Ты служишь там, около самой границы. Тебе, наверное, лучше знать, что к чему. Нынче картошки мы насадили много. Кроме своего огорода, разделали целину под высоковольтной и засадили там три сотки. Батя сказал, что на всякий случай это нам не повредит, а когда война, всегда голодно. Приедешь в отпуск, наговоримся досыта. А пока до свидания. Жду ответа, как соловей лета. Твой брат Иван».
Письмо, на которое я надеялся, что оно разгонит плохое настроение, наоборот, утвердило во мне мысль, что война все же будет, если уж об этом говорят даже на Урале.
В последнее время нас чаще и чаще призывали проявлять бдительность, читали лекции о том, что мы должны быть в постоянной боевой готовности. Но ответа сомневающимся в том, будет или не будет война, нам никто не давал. Даже старший сержант Бродов, который хорошо разбирался в международной обстановке и отвечал на любые вопросы, уклонялся от ответа на этот. А однажды, когда его спросили в очередной раз, он сказал, что на эту тему прочитает лекцию старший политрук Смирнов. Такая «лекция» вскоре состоялась. Старший политрук Смирнов раскрыл газету за 14 июня и прочитал нам Заявление ТАСС. В нем опровергались слухи о неизбежности войны между СССР и Германией.
– Большего я вам сообщить не могу, а сейчас спешу в штаб, – уклонился от вопросов Смирнов. По поведению старшего политрука было видно, что он не сомневается в том, что опровергается в Заявлении, но высказать, что думает, не желает.
18 июня были прерваны занятия и объявлена тревога. Старшина Яновский скомандовал: «Рота, в ружье!» Командиры взводов доложили майору Сидоренко о наличии бойцов в строю. А затем перед ротой была поставлена задача. Полковая школа должна марш-броском совершить переход в расположение военного городка. Палатки в лагере не снимать. При себе иметь только крайне необходимое.
Переход совершили за два часа с небольшим. В городке вся техника была приведена в боевую готовность. Нам приказали сжечь все конспекты и наставления. Выдали боеприпасы. После обеда все подразделения полка построились около автомашин, на которых предстояло ехать. Нам объявили, что на днях начнутся армейские учения с боевыми стрельбами и мы должны выехать в поле для подготовки. К вечеру полк выехал и часа через два-три остановился в сосновом лесу, опушкой выходившему к хлебным полям. Сразу же нам приказали рыть траншеи для укрытия от авиации.
Начались жаркие дни учебы. Постоянные пешие марш-броски, окапывание. Все, что раньше проходили теоретически, сейчас отрабатывалось на практике. Занимались по 10–12 часов в сутки. Наши командиры почти неотлучно находились в подразделениях и спали с нами по-походному, на земле, подостлав под себя нижние ветки деревьев. Верхние ветки, которые помягче нижних, нам рубить не разрешалось, их сохраняли в целях маскировки. Кроме обычных постов вокруг места, где расположился полк, велось постоянное патрулирование. Прошел слух, что группа диверсантов, переодетых в красноармейскую форму, нарушила телефонную связь соседнего с Вильнюсом района, повалив несколько столбов. Нам не разрешалось выходить за опушку леса.
В ночь с 21 на 22 июня в нашей роте была проведена игра «Ночной поиск». К рассвету мы все, промокшие насквозь, возвращались с учений. Все были веселые, впечатлений много, тем для споров, обсуждений предостаточно. Костры нам разжигать запретили, но, чтобы быстрее согреться, разрешили отдыхать на открытом месте на юго-восточном склоне холмика, за опушкой. Старшина объявил, что в связи с ночными занятиями роту поднимут на два часа позже, а воскресенье 22 июня объявляется рабочим днем.
Мы еще не успели заснуть, как со стороны Каунаса донеслись приглушенные взрывы, слившиеся в единый гул.
– Ну вот и начались армейские учения с боевыми стрельбами, прислушиваясь к взрывам, прокомментировал сержант Федоров. Но уставших ребят больше интересовал сон, и поэтому не все обратили внимание на взрывы.
Утро 22 июня началось для нас с политинформации. Старший сержант Бродов пересказывал материалы из центральных газет о наиболее важных событиях жизни страны. В это время над лесом почти на бреющем полете пролетело несколько самолетов. Поскольку деревья скрывали от нас небо, мы не увидели, что это были за самолеты. Закончив политинформацию, Бродов объявил перерыв на 10 минут. Но он затянулся почти на полчаса, так как следующие по объявленному расписанию занятия должен проводить майор Сидоренко, но его где-то не было.
Мы из леса вышли на опушку, чтобы спастись от духоты. Здесь хоть и припекало солнце, зато ветерок приносил прохладу, а воздух был суше и свежее. Вдруг, уже с той стороны, куда улетели самолеты, послышался гул моторов. Мы увидели, как низко над землей летит наш истребитель. Из крыльев и кабины выскакивали язычки огня, и за хвостом тянулся черный шлейф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47