Ц «Нет, вы представляете, она опять будет целы
ми ночами бегать на ведро!». И тому подобное.
Евгения Абрамовича, так и не устроившего своей жизни, она по-прежнему пор
ицала, но теперь доставалось от нее и Фаине Марковне, которая не разделил
а его чувств: «Тоже корова! Сорок лет бабе, а она все еще прыгает, не знает че
го хочет, какого еще, извините, ей надо прынца!…».
Но иногда Ц и это чаще всего происходило в связи с каким-нибудь моим новы
м делом, новыми, случившимися в районе криминальными историями, Ц иногд
а она пыталась подняться и до подлинно философского осмысления проблем,
волнующих человечество. Тогда на ее лице размером с грецкий орех средней
величины и напоминающем тот же орех своими глубокими одеревенелыми мор
щинами, появлялось этакое проникновенное и одновременно дотошно-плуто
вское выражение, и она говорила:
Ц Вот вы Ц аблыкат, человек образованный, скажите вы мне, старой неграмо
тной еврейской старухе, почему люди так не понимают друг друга, так плохо
друг с другом живут? И вот, кажется, все у них есть. У них есть здоровье. Слух
айте, когда у человека есть здоровье, считайте, что у него есть все! Так зна
ете, что они делают? Они ссорятся, обманывают друг друга, устраивают хулиг
анские штуки. Слушайте, они убивают!… Нет, вы мне скажите; зачем это? Зачем у
бивать Ц разве мало на земле места, чтобы всем жить и не ссориться? Скажит
е, будут они когда-нибудь… как люди?…
И поскольку чаще всего я не мог на это ответить, то она Должна была заключи
ть, что и я такой же осел, как и все остальное человечество. Вслух она, конеч
но, этого не говорила, но взгляд ее в такие минуты бывал исполнен разочаро
вания и тоски.
«Не знаете? Ц как бы говорил он. Ц А еще называется; аблыкат?!…

* * *

В тот день, когда мы уезжали, я еще раз прошелся по городу Ц нужно было кое
с кем увидеться, уладить всякие дела перед отъездом Ц и с удивлением убе
ждался, что я последнее время многого здесь не замечал. Выросло возле сам
ой моей консультации и было уже совсем готово новое каменное здание комб
ината бытового обслуживания. Сколько я его помнил, оно все еще только стр
оилось. Выросли и два других каменных (шлакоблочных) двухэтажных дома: в о
дном из них Михаил Павлович обещал выхлопотать мне квартиру. И срывали д
осчатый настил с тротуаров, их покрывали асфальтом. По тротуару централь
ной улицы ездил каток, на мостовой лежали небольшие горки горячего асфал
ьта, поднимая едкий дым до самого неба.
А за этим дымом и за домами был лес. И была тишина, что-то тихое и ласковое о
т самой моей уходящей юности, а, может быть и от самого детства, хотя и прош
ло оно, мое детство, в большом шумном городе, где лесом и не пахло, а «пахло»
всем, чем угодно: извозчичьими пролетками и «площадками» (подводами) на п
ыльных булыжных мостовых, арбузными корками и рачьей скорлупой на троту
арах, перепалкой и переругиванием дворников, тачечников и лоточников Ц
торговцев греческими сладостями, баклавой и рахат-лукумом, Ц криками п
аяльщиков; точильщиков и старьевщиков, вкрадчивым полушепотом куриных
торговок, разносивших свой товар по квартирам и продававших его там «на
четверти».
Оно «пахло» Одессой…
Наш автобус уходил в полдень. В такое время все мои коллеги и друзья занят
ы у себя на работе, и я не думал. что кто-нибудь из них придет нас проводить.
К тому же накануне я сам всех обошел и со всеми простился. Особенно тепло п
рощались с Пильгуновым и с женщинами из суда, с Евгением Абрамовичем и с В
асей Донцовым, едва не задушившим меня в своих могучих объятиях.
На автобусной остановке из моих друзей действительно никого не было. Ане
льку целовали бабушка и мать и зацеловывал маленький Саша, которому она
еще раз пообещала меня не бить. Но когда мы с ней уже сидели в автобусе, я ув
идел из окна, как по направлению к остановке быстрыми и невероятно больш
ими шагами направляется Евгений Абрамович. Тощий, как жердь, и длинный, ка
к прямая линия, которая, как известно, стремится уйти в бесконечность, он е
ще больше был похож на дух, который не успел облечься в плоть, а на его прод
олговатом «мефистофельском», но очень доброжелательном лице огнями вс
пыхивали стекла очков и все это выглядело немножко смешно и грустно.
Автобус отходил. Евгений Абрамович и Саша что-то нам еще кричали и интенс
ивно размахивали руками, мы в ответ махали им из автобуса.
До свидания друзья! До свидания, милые Старые Дороги Ц славный маленьки
й городок, затерявшийся среди лесов, затертый другими городами и городиш
ками с более яркой судьбой! Меня ждал мой родной город, новые дела и новые
люди, и мне опять было легко. В двадцать шесть лет, в том возрасте, в котором
я пребывал, особенно долго вообще ни о чем не грустят.
Автобус уходил. Я прижимал к себе, держа ее за плечо, Анельку, а свободной р
укой все еще помахивал Евгению Абрамовичу, одиноко стоявшему на останов
ке.

(1973 Ц 1993 гг.).


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35