Потому что скотина, если ее
не гадавать, все равне сдохнет, хоть ты целуй ее в задницу… Слухайте, тепе
рь его посадят?
Я, однако, продолжал смотреть на нее непонимающими глазами.
Ц Какая скотина? Какая задница?… Это что?
Тут уже моя тупость ее прямо-таки взбесила.
Ц «Что!» «Что?» Сало, наверное, если мне не повылазило! И колбаса, и яички…
И, наверное, самогон… Якаясь баба вас тут дожидала и все это вам оставила,
чтобы вы не умерли с голоду… А я Ц что я за ней на улицу бежать буду? За юбку
буду ее хватать?
А на другой день я вообще застал (услышал это из комнаты), застал очаровате
льную свою старуху за тем, что она обрабатывает моих клиентов. На кухне на
ходились три или четыре деревенские женщины, стояли перед ней разинув рт
ы и округлив глаза, а она ораторствовала. Она была великолепна. Ее жилец, «
аблыкат», он-де Ц природный альтруист и еще гений, он людей «с под петли в
ытягивает». Вытянет поэтому дураков-мужей, если до того сам не помрет с го
лоду. Он целыми днями занят работой (вытягиванием из-под петли). Ему неког
да даже сходить в столовую, а потому ему нужно всегда иметь у себя дома кус
очек сала, несколько десятков яичек, молоко. Что такое Ц это много?!…
Вихрем ворвался я на кухню (женщины и куры при моем появлении выскакивал
и оттуда вперемешку) и налетел на несчастную старуху, которая, как она пот
ом призналась, едва при этом не проглотила вставную челюсть.
Ц Ба… Бася Борисовна, вы что же делаете? Вы с ума сошли?. Вы же меня самого п
од это самое, под петлю… Вы хоть понимаете, что вы делаете?!…
Но к ней уже вернулась вся ее очаровательная невозмутимость.
Ц А что лучше будет, если вы помрете, да? Или заболеете? И станете такой кра
сивый, как ваш Узлянский?…
И она покинула кухню (именно покинула а не вышла из нее) с видом королевы, к
оторая только что узнала, что ее лишили престола…

* * *

В тот же день вечером ко мне пришли мои друзья Евгений Абрамович, Павлик Г
арагуля, Вася Донцов и кто-то еще. и я рассказал им о взятке. При слове «взят
ка» у Евгения Абрамовича округлились глаза. Неуютно почувствовали себя
и остальные.
Ц Да, вот такая взятка. Два десятка яиц, несколько колец белорусской крес
тьянской колбасы и графин самогона. Что со всем этим делать?
Ц Уничтожить! Ц первым ответил Вася.
Его поддержали и Павлик, и даже Евгений Абрамович
Ц Списать по акту, Ц посоветовал кто-то из них, Ц а заодно и помянуть по
гибших овец.
И Ц Господи, Боже мой, Ц как же славно мы все это туг же и проделали!
Был холодный ноябрьский вечер, выпал снег. Ветер пригоршнями швырял его
в маленькое окно консультации делая это с такой яростью, что казалось, се
йчас из него повылетают стекла, а самое здание консультации обволок сраз
у со всех сторон и едва, ли не вдавил его в землю. А у нас в комнате на жарко н
атопленной плите на огромной сковороде шкварчала изумительная белорус
ская колбаса, шкварчало сало и, пузырясь, шипела яичница.
Неделю назад я получил перевод и Минска, по тем временам сумма довольно з
начительная, что-то около семисот рублей, из высшей заочной школы милици
и, где еще до своего переезда в Старые Дороги в течение нескольких месяце
в почасово преподавал курс государственного права соцстран, а, точнее, п
роверял курсовые работы у бездельников, списывавших их друг у друга, и по
лучил эти деньги, которых никак не ожидал и которые свалились на меня, как
подарок. Я долго думал, что бы себе на них купить из одежды (моя, приобретен
ная еще в студенческие годы, уже изрядно поизносилась), а потом за шестьсо
т девяносто рублей (точно помню эту сумму!) купил магнитофон «Аэдас», один
из первых отечественных магнитофонов Ц тяжелый ящик с лентой, которая т
о и дело рвалась или выскакивала из пазов и скручивалась кольцами. Но все
же магнитофон, все же действующий.
И вот неподалеку от стола, на подоконнике стоял и тихо играл этот магнито
фон, на столе, па огромной, перенесенной с плиты сковороде яичница и колба
са исходили последними пузырями, а за столом, прижавшись друг к другу, сид
ели усталые люди, сбежавшие на час-другой от своих служебных и семейных з
абот и мыслей об этих заботах, от своих глупых, безликих жен, уминали эту я
ичницу и колбасу и им было тепло и уютно.
И тогда мне захотелось сделать для них что-то еще лучшее то, чего не может
дать в такой вот вечер ни самогон, ни даже записанная на магнитофонной ле
нте завораживающая музыка бразильских оркестров. На этажерке для книг с
реди кодексов, толстенных законодательных сборников и прочей муры нахо
дилось несколько небольших томиков стихов. Я выключал магнитофон, взял н
аугад один из этих томиков Ц это оказалась «Песнь о Гайавате» Ц и, раскр
ыв, тоже наугад, начал читать:

«Средь долины Тавазента,
В тишине лугов зеленых,
У излучистых потоков,
Жил когда-то Назадага.
Вкруг индейского селенья
Расстилались нивы, долы,
А вдали стояли сосны,
Бор стоял, зеленый Ц летом,
Белый Ц в зимние морозы,
Полный вздохов, полный песен…»

И нужно было видеть, как слушали эти люди, иные… которых не знали даже имен
и Бунина или Лонгфелло, никогда не слышали таких слов, как «Гайавата» или
«Навадага» как, с какими глазами и лицами слушали они великие и простые с
лова великой поэзии!
Было уже за полночь. Через несколько часов должно было наступить утро (мо
е утро начиналось рано, часов в шесть, а то и ранее этого), когда кто-нибудь
сильно забарабанит и дверь, в комнату ворвется струя обжигающего ледяно
го воздуха, а вместе с ним голос моей хозяйки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35