Она оставалась с ранеными в огненном Севастополе
даже тогда, когда с Херсонесского маяка взлетел последний советский сам
олет. Вот что она позднее написала мне об этих днях:
«30 июня 1942 г. улетела вся последняя авиация с Херсонесского маяка. В Севаст
ополь вошли немцы. Все советские части отступили к нашему маяку. Бомбили
нас страшно с 5 утра до 21 часа. Бомбы сыпались разных калибров. Вверх жутко б
ыло поднять глаза Ц сплошные самолеты. Кроме того, фашист бил еще из тяже
лой мортиры, которая стояла в Бахчисарае. Это был кромешный ад. Я никогда п
озже за всю войну не видела так много убитых и раненых. Их некуда было дева
ть. Перевязочного материала не было, рвали простыни и перевязывали
Трудно описать весь ужас, пережитый в последние дни обороны Севастополя
. Очень больно было смотреть на раненых, которые просили пить, есть, а у нас
ничего не было. Колодцы и склады с продовольствием разбомбили. Армия без
питания, воды, но самое главное, не было патронов, нечем было стрелять.
Уходила я из Севастополя 4 июля вплавь, т. е. в 2 часа ночи ушла в море, а подоб
рал меня в пятом часу утра катер-охотник. Я очень тогда перемерзла и тяжел
о заболела. Катера эти были посланы за армией для отступления. Подойти к б
ерегу они не могли, берег сильно обстреливался. И вот, кто мог плавать, тот
и плыл к катерам, экипажи которых спасали людей и поднимали на борт».
Так наш маленький доктор Вера Такжейко уходила вместе с последними част
ями из пылающего Севастополя, за оборону которого она по праву награжден
а орденом Красной Звезды.
Затишья зимой под Севастополем не было. Во всяком случае для нас, летчико
в. Они трижды в день умирали и воскресали, чтобы снова сесть в кабину и уйт
и в бой. Гремел воздух над Херсонесским маяком. Круглые сутки гудели на аэ
родроме моторы самолетов. Одни уходили на задание, другие возвращались,
третьи тут же, неподалеку от маяка, схватывались с «мессершмиттами».
Воздух раздирали пулеметно-пушечные очереди и неистово ревевшие на фор
сажах моторы. А кому из нас приходилось особенно туго, тот спешил пройтис
ь над Казачьей бухтой. И тогда рявкала автоматическими пушками спасител
ьница наша плавучая батарея «Не тронь меня». «Мессершмитт» ошалело шара
хался в сторону и уходил. Иногда батарее удавалось и сбить вражеский сам
олет.
С утра и до вечера с небольшими перерывами на Херсонесском аэродроме рва
лись крупнокалиберные снаряды немецкой дальнобойной артиллерии. Горел
и самолеты, падали люди.
Прикрытие аэродрома и главной базы Ц Севастополя, налеты на аэродромы п
ротивника, сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков на передний к
рай и в тыл врага и всегда с боями над землей к над водой Ц этим жила наша 5-
я эскадрилья.
Чаще всего приходилось прикрывать транспорты и боевые корабли на перех
оде морем. Улетали мы километров за сто пятьдесят в море и отгоняли там от
кораблей «хейнкелей» и «юнкерсов», не давали прицельно направлять торп
еды или сбросить бомбы.
Весна в Крым приходит рано. Стихают ветры и успокаивается море. Безоблач
но небо. Лучшей погоды для летчиков придумать невозможно. Летали они кто
сколько может, до изнеможения. Постепенно ухудшалось питание Ц все труд
нее и труднее стало пробиваться судам в Севастополь.
Третьего апреля пришел к нам большой праздник: 8-й истребительный авиапо
лк полковника Юмашева был переименован в 6-й гвардейский. Воевавшая в его
составе 5-я эскадрилья вышла из состава своего 32-го авиаполка и стала 1-й эс
кадрильей 6-го гвардейского.

Человек-легенда

Весной мы потеряли генерала Острякова…
Война есть война. На ней приходится мириться с горечью утрат. Но врут те, к
то говорит, что к ним можно привыкнуть. Люди уходят за ту немыслимую черту
, которая называется бессмертием, а ты и сегодня помнишь их улыбку, слышиш
ь их голоса. Голоса очень усталых, много поработавших людей. И боль не прох
одит: порой ее приглушит время, но какая-то мелочь Ц облака в небе, мелоди
я, звук, строки из книги Ц напомнит о друге, и снова все существо твое бунт
ует, не может примириться с кажущейся нелепостью случившегося. Хотя ты у
мом отлично понимаешь, какой нелегкой ценой дается на войне победа.
Так и тогда никто из нас не мог смириться с мыслью, что мы потеряли Николая
Алексеевича Острякова, командовавшего Военно Ц Воздушными Силами Чер
номорского флота.
Мы часто стесняемся высоких слов, но я, действительно, влюбился в него при
первой же нашей встрече. Встрече, сохранившейся в памяти, до мельчайших д
еталей.
Я тогда не уловил даже, что в нем главное: спокойный тон, дружеское располо
жение, уверенность, властность. Наверное, ни то, ни другое, ни третье. Был ма
гический, редко встречающийся в людях сплав мужества, благородства, личн
ого обаяния. Как бы то ни было, но от напряжения, с каким я встречал «высоко
е начальство», от моего смущения и неловкости не осталось и следа. Запомн
илось Ц «он знает меня по имени отчеству», и поразило «генерал почти ров
есник мне, ему не более тридцати».
Ц Поговорим здесь, Ц сказал Остряков. Ц Там, Ц он едва заметно кивнул
головой в сторону землянки КП, Ц телефоны будут мешать и вообще тут нас н
икто не услышит.
Он легко тронул меня за локоть и, не торопясь, повел к берегу бухты, расспр
ашивая на ходу о службе, семье, родителях. На пологом спуске к отмели, покр
ытом торчащими из камней жесткими стеблями сухого бурьяна, генерал оста
новился, сощурил свои большие черные глаза, добрая улыбка едва тронула у
голки его губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64