Место, где нас крестили, больше походило на больницу, чем на церковь. На церемонии не было ни родственников, ни друзей семейства. Дело в том, что мы с Элизой были до такой степени безобразны, что родители просто постыдились приглашать кого-либо.
Мы были монстрами. Все думали, что мы скоро умрем. На каждой нашей ручонке было по шесть пальчиков; на каждой ножке — тоже шесть маленьких розовых пальчиков. Были у нас и дополнительные соски: по два вот такущих соска на каждого.
Мы не были монголоидными идиотами, хотя волосы наши, иссиня черного цвета, торчали, как щетина. Мы были неандертальцами. С младенчества на наших лицах проступили черты взрослого человека: массивные надбровные дуги, покатые лбы, челюсти-землечерпалки.
Все думали, что у нас полностью отсутствует интеллект и мы едва доживем до четырнадцати.
Наши родители были совершенно молоды и хороши собой. Отца звали Калеб Меллон Свеин, а мать — Летиция Вандербильт Свеин, урожденная Рокфеллер. Оба были сказочно богаты. Происходили они от тех американцев, которые едва не загубили нашу планету бесконечными игрищами, превращая то деньги во власть, то власть в деньги, то опять деньги во власть и так без конца — как одержимые.
Калеб и Летиция были существами безвредными. Говорят, отец преуспевал в игре в трик-трак и делал неплохие цветные фото. Мама входила в Национальную Ассоциацию за продвижение цветных. Ни мама, ни папа не состояли на службе. Они также не заканчивали высших учебных заведений, хотя попытки к тому и предпринимали.
Они красиво разговаривали и писали. Они были доброжелательны.
Рождение монстров повергло их в шок. Не обвиняйте — поставьте себя на их место.
Калеб и Летиция ничуть не хуже исполнили свой родительский долг, чем я сам, когда у меня появились дети. Мои дети, хотя и были нормальными, были мне абсолютно безразличны.
Наверное, они занимали бы меня больше, будучи такими же монстрами, как мы с Элизой.
Так-то вот.
Юным Калебу и Летиции был дан дельный совет: не разбивать свои сердца, а заодно и прекрасную мебель, убрать детей из дома в Заливе черепах. Им объяснили, якобы мы им такие же родственники, как пара юных крокодильчиков.
Калеб и Летиция повели себя вполне гуманно. Они не скаредничали, не упрятали нас в частную лечебницу для дебилов. Они просто замуровали деток в старинном поместье, которое досталось им по наследству. Поместье это пряталось среди двухсот акров яблоневого сада, и, говорят, в нем водились привидения. Было это недалеко от местечка Гален в штате Вермонт. Тридцать последних лет там никто не жил.
В поместье стянули полчища плотников, электриков и сантехников. Они должны были превратить дом в эдакий рай для меня и Элизы. Толстые резиновые прокладки поместили от стены до стены под каждым ковром. Не дай Бог мы ушибемся при падении! Гостиную облицевали кафелем, а в полу проделали дренажные отверстия, чтобы и нас, и комнату можно было легко омывать после каждого приема пищи.
Но, на мой взгляд, лучше всего удались два идущих параллельно друг другу забора. Над заборами была натянута колючая проволока. Вся эта конструкция окружала яблоневый сад.
Так-то вот.
Обслуживающий персонал набрали из местных жителей. Я отчетливо помню человека, который был охранником, шофером и вообще мастером на все руки. Человек этот носил фамилию Сухоруков-Суховей.
Мать его была из рода Сухоруковых. Отец — Суховеев.
Да, и все это были простые деревенские люди, которые, за исключением Сухорукова-Суховея, некогда служившего в армии, ни разу в жизни не покидали штат Вермонт. Считанные разы удалялись они больше чем на десять миль от Галена. Поэтому все они состояли в отдаленном родстве друг с другом, точь-в-точь, как эскимосы.
Неизбежным следствием чего было и наше с Элизой родство с ними. Наши вермонтские предки имели обыкновение, как принято говорить, «ловить рыбку в одном и том же генетическом болотце».
Но, по-американским меркам, они доводились нам родственниками не больше, чем карп угрю. Наша-то семья успела превратиться в путешественников и мультимиллионеров.
Так-то вот.
Им отвели удобные комнаты и поставили цветные телевизоры. Поощрялись любые их гастрономические излишества. Им почти нечего было делать. Более того, им даже не нужно было думать. Работу возглавлял молодой врач-терапевт. Жил он в деревне и звали его доктор Стюарт Роллингз Мотт. Он навещал нас каждый божий день.
Маленькая сноска: внук доктора Мотта станет Королем Мичигана. А меня в это же время изберут на второй срок президентом Соединенных Штатов.
Да, и поместье было оснащено мощной сигнализацией с сиренами и прожекторами.
3
Папочка, сопровождаемый адвокатом, врачом и архитектором, устремился в Гален. Он решил лично руководить переустройством замка для нас с Элизой.
Папа поспешил отправить из Вермонта маме изящное письмецо, которое впоследствии я обнаружил в ящике тумбы. Тумба стояла возле маминой кровати. Мама к тому времени уже умерла.
Одно единственное письмецо, вот и вся корреспонденция покойных родителей!
«Тиша, драгоценная моя, — писал он. — Наши дети обретут здесь счастье. Мы смело можем гордиться. Архитектор может гордиться. Рабочие могут гордиться.
Как бы ни была коротка жизнь наших детей, мы ниспошлем им дары истинного достоинства и счастья. Мы создали для них восхитительный астероид».
После чего отец вернулся на свой собственный «астероид» в Залив черепах. Отныне и впредь по настоянию врачей родители будут навещать нас только раз в год, причем всегда в один и тот же день: в день нашего рождения.
Родительский дом из грубого бурого камня стоит по сей день всем ветрам назло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33