ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Ты со мной в этой машине никогда не ездил, никакого оброка не собирал, вообще не знаешь, что это такое. Понял? Вот уже отчасти и расчелся.
— Да можно было и не говорить, сеньор Лосано, да разве ж я сам не понимаю? Вы уж на меня положитесь.
— Ты ведь знаешь, Лудовико, от меня зависит, когда тебе присвоят звание, — сказал сеньор Лосано. — Или никогда не присвоят.
— И еще как вы с нею себя держали, — сказал Амбросио. — Вежливо так и умно, и все впопад. Я прямо заслушиваюсь всегда.
— Ага, вот идут Иполито и Сигенья, — сказал Лудовико.
Они сели в машину, а Лосано, рассказывал он потом Амбросио, до того ошалел от радости, что вырулил на встречную полосу. Сигенья твердил свои всегдашние отговорки:
— Посетителей все меньше, сеньор Лосано. Водопровод никуда не годится, трубы сгнили, менять надо, а во что это нам влетит! Видно, скоро разоримся.
— Ну, раз дела так плохи, значит, ты не очень будешь горевать, если я завтра прикрою твое заведение, — сказал сеньор Лосано.
— Вы мне не верите, вы думаете, я все придумываю, чтоб только не платить, сеньор Лосано, — возразил Сигенья. — Да нет же, вот они, это для меня свято. Я вам так, по-дружески, рассказываю, надо ж кому-нибудь поплакаться.
— И как со мной обращаетесь, — сказал Амбросио. — Как слушаете, как спрашиваете, как разговариваете. Как доверяете мне. С тех пор, как я у вас работаю, дон, жизнь у меня совсем другая.
VII
В воскресенье Амалия целый час прихорашивалась, так что даже Симула, женщина угрюмая, и та пошутила: да ты уж не под венец ли собралась? Амбросио уже поджидал ее на остановке и так сильно стиснул ей руку, что Амалия вскрикнула, а он засмеялся довольно — костюм-тройка синий, сорочка белая, как его зубы, а галстук — красный в белый горошек: я уж думал, не придешь, в дураках меня оставишь. Трамвай пришел полупустой, и, прежде чем усадить Амалию, он вытащил носовой платок, обмахнул сиденье, отвесил ей низкий поклон: прошу вас, сударыня. Он был очень веселый, совсем на себя не похож, а она ему сказала: как хорошо, когда ты не боишься, что тебя увидят с мной, а кондуктор с билетами в руке засмотрелся на них, и Амбросио сказал ему: дырку проглядишь, и тот отошел, а я: ты его напугал, а он: да, и добавил, что теперь-то не отдаст ее никому — ни кондуктору, ни какому-нибудь хмырю с текстильной фабрики. Пристально и серьезно поглядел на нее: чем я плох? разве я путался с другой? Мы с тобой и поссорились оттого, что ты не поняла, о чем я тебя просил. Не была бы ты такая взбалмошная и вздорная, мы бы с тобой продолжали встречаться, только не дома, конечно, и попытался было обнять ее за плечи, но Амалия откинула его руку: отпусти меня, веди себя прилично, а вокруг послышались смешки. Вагон наполнялся людьми. Они помолчали немного, а потом он заговорил о другом: завернут на минутку к Лудовико, у него к нему дельце, а потом пойдут, куда ее душе угодно. А она ему рассказала, как дон Кайо и дон Фермин кричали друг на друга и как потом дон Кайо назвал дона Фермина крысой. Сам он крыса, сказал Амбросио, такие были друзья, а теперь утопить хочет. В центре пересели на автобус, доехали до Римака, а потом квартал или два прошли пешком. Это здесь, Амалия, на улице Чиклайо. Вошли во двор, и она увидела, он достает ключ.
— Ты что, за дурочку меня считаешь, — схватила его она за руку. — Никакого Лудовико тут нет.
— А он скоро придет, — сказал Амбросио. — А мы его подождем, посидим — поболтаем.
— Поболтать и на улице можно, — сказала Амалия. — Я сюда не войду.
Так они препирались, стоя на грязном дворе, а ребятишки перестали носиться, окружили их, уставились, и тогда Амбросио отпер дверь и со смехом втолкнул ее в комнату. А в комнате, пока он не зажег свет, было совсем темно.
Четверть шестого он вышел из министерства, и машина уже ждала его: Амбросио за рулем, Лудовико — рядом. Проезд Колумба, клуб «Кахамарка». Он не раскрыл рта, не поднял глаз: не высыпаюсь, не высыпаюсь. Лудовико проводил его до дверей: мне с вами, дон Кайо? — Нет, подожди здесь. Он начал подниматься по лестнице и увидел на площадке высокую фигуру, полуседую голову сенатора Эредии и улыбнулся: неужели и сеньора Эредиа здесь? Все уже собрались, протянул ему руку сенатор, просто чудо пунктуальности, перуанцы на пути к исправлению. Прошу вас, дон Кайо, собрание будет в большой гостиной. Притушенные огни, на ветхих стенах — зеркала в золоченых рамах и портреты густоусых старикашек, плотная кучка мужчин, вмиг замолчавших при их появлении: нет ни одной женщины. К нему подошли депутаты, начались представления, знакомства: имена, фамилии, протянутые руки, «очень приятно», «добрый вечер», а он думал о сеньоре Эредиа — а Ортенсия? Кета? Макловия? — и слышал «рад познакомиться», «очень приятно», и видел наглухо застегнутые жилеты, высокие крахмальные воротнички, платочки в нагрудных карманах, лиловатые щеки и белые куртки официантов, разносивших напитки и закуску. Он взял стакан апельсинового сока и подумал: такая изысканная, такая белокожая, и руки такие холеные, и манеры женщины, привыкшей повелевать, и подумал: а Кета — такая смуглая, такая вульгарная, такая простая и так привыкшая исполнять приказы и прихоти.
— Можем начинать, дон Кайо, если вы не против, — сказал сенатор Эредиа. — Да-да, пожалуйста, — да, она и Кета, — я к вашим услугам. Официанты придвинули кресла, собравшиеся — человек, наверно, двадцать — расселись, не выпуская из рук рюмочек, а он с сенатором — перед ними, лицом к ним. Ну, господа, сказал сенатор, мы здесь собрались в неофициальной обстановке обсудить предстоящий визит нашего президента в Кахамарку, в город, дорогой нам всем, а он подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209
— Да можно было и не говорить, сеньор Лосано, да разве ж я сам не понимаю? Вы уж на меня положитесь.
— Ты ведь знаешь, Лудовико, от меня зависит, когда тебе присвоят звание, — сказал сеньор Лосано. — Или никогда не присвоят.
— И еще как вы с нею себя держали, — сказал Амбросио. — Вежливо так и умно, и все впопад. Я прямо заслушиваюсь всегда.
— Ага, вот идут Иполито и Сигенья, — сказал Лудовико.
Они сели в машину, а Лосано, рассказывал он потом Амбросио, до того ошалел от радости, что вырулил на встречную полосу. Сигенья твердил свои всегдашние отговорки:
— Посетителей все меньше, сеньор Лосано. Водопровод никуда не годится, трубы сгнили, менять надо, а во что это нам влетит! Видно, скоро разоримся.
— Ну, раз дела так плохи, значит, ты не очень будешь горевать, если я завтра прикрою твое заведение, — сказал сеньор Лосано.
— Вы мне не верите, вы думаете, я все придумываю, чтоб только не платить, сеньор Лосано, — возразил Сигенья. — Да нет же, вот они, это для меня свято. Я вам так, по-дружески, рассказываю, надо ж кому-нибудь поплакаться.
— И как со мной обращаетесь, — сказал Амбросио. — Как слушаете, как спрашиваете, как разговариваете. Как доверяете мне. С тех пор, как я у вас работаю, дон, жизнь у меня совсем другая.
VII
В воскресенье Амалия целый час прихорашивалась, так что даже Симула, женщина угрюмая, и та пошутила: да ты уж не под венец ли собралась? Амбросио уже поджидал ее на остановке и так сильно стиснул ей руку, что Амалия вскрикнула, а он засмеялся довольно — костюм-тройка синий, сорочка белая, как его зубы, а галстук — красный в белый горошек: я уж думал, не придешь, в дураках меня оставишь. Трамвай пришел полупустой, и, прежде чем усадить Амалию, он вытащил носовой платок, обмахнул сиденье, отвесил ей низкий поклон: прошу вас, сударыня. Он был очень веселый, совсем на себя не похож, а она ему сказала: как хорошо, когда ты не боишься, что тебя увидят с мной, а кондуктор с билетами в руке засмотрелся на них, и Амбросио сказал ему: дырку проглядишь, и тот отошел, а я: ты его напугал, а он: да, и добавил, что теперь-то не отдаст ее никому — ни кондуктору, ни какому-нибудь хмырю с текстильной фабрики. Пристально и серьезно поглядел на нее: чем я плох? разве я путался с другой? Мы с тобой и поссорились оттого, что ты не поняла, о чем я тебя просил. Не была бы ты такая взбалмошная и вздорная, мы бы с тобой продолжали встречаться, только не дома, конечно, и попытался было обнять ее за плечи, но Амалия откинула его руку: отпусти меня, веди себя прилично, а вокруг послышались смешки. Вагон наполнялся людьми. Они помолчали немного, а потом он заговорил о другом: завернут на минутку к Лудовико, у него к нему дельце, а потом пойдут, куда ее душе угодно. А она ему рассказала, как дон Кайо и дон Фермин кричали друг на друга и как потом дон Кайо назвал дона Фермина крысой. Сам он крыса, сказал Амбросио, такие были друзья, а теперь утопить хочет. В центре пересели на автобус, доехали до Римака, а потом квартал или два прошли пешком. Это здесь, Амалия, на улице Чиклайо. Вошли во двор, и она увидела, он достает ключ.
— Ты что, за дурочку меня считаешь, — схватила его она за руку. — Никакого Лудовико тут нет.
— А он скоро придет, — сказал Амбросио. — А мы его подождем, посидим — поболтаем.
— Поболтать и на улице можно, — сказала Амалия. — Я сюда не войду.
Так они препирались, стоя на грязном дворе, а ребятишки перестали носиться, окружили их, уставились, и тогда Амбросио отпер дверь и со смехом втолкнул ее в комнату. А в комнате, пока он не зажег свет, было совсем темно.
Четверть шестого он вышел из министерства, и машина уже ждала его: Амбросио за рулем, Лудовико — рядом. Проезд Колумба, клуб «Кахамарка». Он не раскрыл рта, не поднял глаз: не высыпаюсь, не высыпаюсь. Лудовико проводил его до дверей: мне с вами, дон Кайо? — Нет, подожди здесь. Он начал подниматься по лестнице и увидел на площадке высокую фигуру, полуседую голову сенатора Эредии и улыбнулся: неужели и сеньора Эредиа здесь? Все уже собрались, протянул ему руку сенатор, просто чудо пунктуальности, перуанцы на пути к исправлению. Прошу вас, дон Кайо, собрание будет в большой гостиной. Притушенные огни, на ветхих стенах — зеркала в золоченых рамах и портреты густоусых старикашек, плотная кучка мужчин, вмиг замолчавших при их появлении: нет ни одной женщины. К нему подошли депутаты, начались представления, знакомства: имена, фамилии, протянутые руки, «очень приятно», «добрый вечер», а он думал о сеньоре Эредиа — а Ортенсия? Кета? Макловия? — и слышал «рад познакомиться», «очень приятно», и видел наглухо застегнутые жилеты, высокие крахмальные воротнички, платочки в нагрудных карманах, лиловатые щеки и белые куртки официантов, разносивших напитки и закуску. Он взял стакан апельсинового сока и подумал: такая изысканная, такая белокожая, и руки такие холеные, и манеры женщины, привыкшей повелевать, и подумал: а Кета — такая смуглая, такая вульгарная, такая простая и так привыкшая исполнять приказы и прихоти.
— Можем начинать, дон Кайо, если вы не против, — сказал сенатор Эредиа. — Да-да, пожалуйста, — да, она и Кета, — я к вашим услугам. Официанты придвинули кресла, собравшиеся — человек, наверно, двадцать — расселись, не выпуская из рук рюмочек, а он с сенатором — перед ними, лицом к ним. Ну, господа, сказал сенатор, мы здесь собрались в неофициальной обстановке обсудить предстоящий визит нашего президента в Кахамарку, в город, дорогой нам всем, а он подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209