II

На все эти убийства горцам наплевать, подумал Литума. Накануне вечером, когда он сидел в погребке Дионисио, по радио передавали сообщение о нападении на автобус из Андауайласа, и ни один из пеонов, выпивавших там и закусывавших, никак не отреагировал на эту новость. Никогда не поймешь, что тут у них происходит в этом чертовом вонючем захолустье, думал он. Взять хотя бы этих троих пропавших: они не сбежали от семей, не скрылись с какой-нибудь техникой, украденной на строительстве. Скорее всего, они ушли записываться в милицию терруков. Или наоборот: терруки их убили, а трупы спрятали в горах, в какой-нибудь расщелине. Но если сендеристы уже здесь, если у них есть сообщники среди пеонов, почему они не нападают на пост? Почему до сих пор не расправились с ним и Томасито? Наверное, из садизма. Хотят вдоволь поиграть на нервах, прежде чем разнести их в клочья хорошим зарядом динамита. Ведь в случае чего они даже не успеют вытащить револьверы из-под подушек, а о том, чтобы добежать до шкафа и схватить карабины, нечего и думать. Терруки незаметно подберутся к дому со всех сторон, когда он и Томасито будут уже спать или когда Томасито будет рассказывать о своих любовных напастях – он ведь для него что-то вроде жилетки, в которую можно выплакаться. И вдруг – грохот, сноп огня, на мгновение станет светло как днем, им поотрывает руки, ноги, головы – все. В общем, станем похожи на четвертованного Тупака Амару. Тупак Амару – казненный перуанский революционер, один из лидеров антииспанского освободительного движения во второй половине XVIII в.

Так-то вот, приятель. И ведь это может случиться в любой момент, хоть сегодня ночью. А этот Дионисио в своем погребке, и эта ведьма, и все эти горцы – они будут слушать известие о взрыве с такими же непроницаемыми лицами, с какими слушали вчера сообщение об автобусе из Андауайласа.
Литума вздохнул и сдвинул фуражку набок. Немой в это время обычно стирал его одежду и одежду его помощника. Там, в нескольких шагах от дома. Стирал он по-индейски: колотил каждую вещь о камни, а потом долго полоскал в лохани и выжимал. Трудился на совесть: по многу раз намыливал каждую рубашку и трусы, потом так же старательно и аккуратно, как делал все, расстилал выстиранные вещи на камнях. С головой погружался в работу. А когда ловил на себе взгляд капрала, немедленно выпрямлялся и замирал в ожидании приказа. И в течение всего дня, проходя мимо, неизменно кланялся. Что сделали терруки с этой простой душой?
Капрал возвращался на пост после двухчасового, ставшего привычным обхода: инженер, бригадиры, учетчики, начальники смен, пеоны, работавшие в одну смену с пропавшими, – то же самое он делал после двух первых исчезновений. И с тем же успехом. Никто, конечно, не мог сказать ничего примечательного о жизни Деметрио Чанки. И, разумеется, еще меньше о том, где бы тот мог находиться сейчас. А сегодня пропала и его жена. Так же, как и женщина, которая приходила заявить об исчезновении альбиноса Касимиро Уаркаи. Никто не знал, как, куда и почему исчезают люди из Наккоса.
– Вам не кажутся странными эти исчезновения?
– Очень странные.
– Есть о чем подумать, правда?
– Да уж, есть о чем подумать.
– Может быть, их уводят духи?
– Да нет, капрал, кто в это поверит.
– А почему исчезли эти две женщины?
– Почему-то исчезли.
Они издеваются над ним? Временами ему казалось, что за этими отрешенными лицами, за односложными ответами, которые они давали с явной неохотой, будто делая ему одолжение, за тусклыми недоверчивыми взглядами таилась насмешка, что эти чертовы горцы просто потешаются над человеком с побережья, растерявшимся в здешних пунах, презирают его за то, что он еще не привык к горам и не способен разобраться в том, что здесь происходит. Или они просто умирают со страха? Панического, животного страха перед терруками? Это могло бы объяснить многое. Ведь разве не странно, что, несмотря на весь этот кошмар, до сих пор никто и словом не обмолвился о «Сендеро луминосо»? Будто «Сендеро» вовсе не существует, будто не гремят взрывы, не происходят убийства. Что за народ, подумал он. До сих пор ему не удалось завязать дружеских отношений ни с одним пеоном, а ведь он уже несколько месяцев жил рядом с ними, и даже два раза, когда рабочий поселок переносили, следуя за строительством дороги, он тоже переносил свой пост поближе к нему. Все впустую. На него смотрели так, будто он прилетел с Марса. Вдали показался Томасито. Он ходил брать показания у бригады рабочих, которые в километре от Наккоса прокладывали туннель в сторону Уанкайо.
– Ну? – спросил Литума, уверенный, что его подчиненный в ответ только разведет руками.
– Кое-что есть, – неожиданно ответил тот, усаживаясь на один из камней, разбросанных по склону. Теперь они сидели оба на пригорке, на полпути между постом и рабочим поселком, растянувшимся вдоль ущелья, но которому должно будет пройти шоссе, если его когда-нибудь закончат. Говорят, что Наккос раньше был оживленным шахтерским городком. А сейчас он кое-как существовал лишь благодаря строительству дороги. Воздух к полудню разогрелся, в небе среди крутобоких ватных облаков ослепительно сияло солнце. – Там бригадир несколько дней назад повздорил с ведьмой.
С ведьмой – значит, с сеньорой Адрианой, женой Дионисио. Ей было то ли за сорок, то ли за пятьдесят, женщина без возраста, вечерами она работала в погребке, помогая мужу спаивать народ, и если верить тому, что о ней рассказывали, она была нездешней – пришла с другого берега реки, откуда-то из-под Паркасбамбы, района, расположенного на границе сельвы и горного хребта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85