Там живут матери, жены, сестры, дочери офицеров ВВС. Вы хотите сказать, что у чоло была связь с одной из этих дам?
«Вот расист поганый. Иначе не скажешь: поганый расист».
– Ну почему же, господин полковник? – услышал Литума голос лейтенанта и мысленно от всей души поблагодарил его, ибо у него самого от ледяной ярости полковника язык присох к гортани. – Может быть, с горничной или еще с кем-нибудь из прислуги. Мало ли с кем: повариха, нянька… Мы никого не собираемся опорочить, мы пытаемся раскрыть преступление. Это наш долг. Гибель юноши вызвала в Таларе нездоровые настроения, пошли разговоры, будто полиция сидит сложа руки и потому якобы, что в убийстве замешаны влиятельные и высокопоставленные лица. Данных у нас мало, вот мы и пытаемся проверить то немногое, что нам известно. За что ж на нас обижаться?
Литума заметил, что полковник пытается взять себя в руки.
– Не знаю, известно ли вам, что я два года командовал Пиурской авиабазой и только три месяца как переведен сюда? – проговорил он сквозь зубы. – Это был мой родной дом. Мне ли не знать все, что происходило в его стенах? Я никому не позволю в моем присутствии голословно утверждать, что рядовой находился в преступной связи с супругой одного из моих офицеров.
– Да почему ж с супругой-то? – осмелел Литума. – Господин лейтенант сказал же: может, кто из прислуги. Разве нет там среди вольнонаемных замужних? Есть. Вот Паломино и пробирался к ней тайком, пел ей серенады. Это доказано.
– Хорошо! Отыщите эту горничную или няньку! Допросите ее! Допросите ее мужа, добейтесь признания в том, что он угрожал Молеро, и если сознается, тащите его прямо ко мне! – На лбу полковника бисером блестели капли пота – он взмок еще в ту минуту, когда в кабинет без стука вломилась Алиса. – Пока у вас не появится что-нибудь определенное, я вас слушать не буду.
Он порывисто поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена. Однако лейтенант Сильва намеку этому не внял.
– У нас к вам вполне определенная просьба, господин полковник, – сказал он довольно решительно. – Мы хотели бы допросить сослуживцев Паломино, соседей по койке.
Лицо командира базы из багрового снова сделалось бледным, заметней стали лиловатые подглазья. «Ой, – подумал Литума, – он, кажется, ко всему еще полоумный. Что это с ним делается? Что он бесится?»
– Вижу, в прошлый раз вы меня не поняли. Придется объяснять все сначала, – начал полковник так медленно, словно каждое слово было тяжелей чугуна. – Вооруженные силы не подлежат юрисдикции местных властей. Вас этому не учили в полицейской школе? Тогда слушайте меня. Перуанских военнослужащих судят и приговаривают военные трибуналы. Преступления расследует военная прокуратура. Паломино Молеро погиб при невыясненных обстоятельствах, за пределами расположения своей части, дезертировав из нашей армии. Об этом происшествии я подал рапорт вышестоящему начальству; если бы оно сочло нужным, то назначило бы новое следствие – нашими собственными силами. Или передало бы дело судебным властям. Но покуда от военного министра или от главнокомандующего военно-воздушными силами страны не получен такой приказ, ни один полицейский не посмеет заводить свои порядки на территории вверенной мне базы. Вам понятно, лейтенант? Отвечайте. Вам понятно?
– Куда уж понятней, господин полковник, – сказал Сильва.
– Ну а раз понятно, я вас больше не задерживаю. – Полковник указал на дверь.
На этот раз лейтенанту и Литуме пришлось щелкнуть каблуками, повернуться через левое плечо и выйти из кабинета. Нахлобучили фуражки. Хотя солнце палило еще сильней и было нестерпимо душно, Литуме показалось, что его обдало свежестью. Он вздохнул полной грудью. «Как из тюрьмы выпустили», – подумал он. Они в молчании зашагали к воротам базы. «Интересно, – размышлял по дороге Литума, – у лейтенанта от подобной беседы так же мерзко на душе?»
Возле КПП их ожидало новое разочарование: дон Херонимо укатил. Делать было нечего, пришлось переть в город на своих двоих. Час, не меньше, глотать пыль и обливаться потом.
По-прежнему не говоря ни слова, они двинулись по самой середине шоссе. «Пообедаю – завалюсь часика на три», – мечтал про себя Литума. Он обладал способностью спать когда угодно и где угодно, и ничто так не улучшало ему настроение, как сон. Шоссе петляло, медленно спускаясь к Таларе по охристому склону, где не было ни единой живой веточки, а только камни и камни – разнообразного вида и размера.
Внизу ярким металлическим пятном посверкивал город, протянувшийся вдоль зеленовато-свинцового штилевого моря. В солнечном блеске едва угадывались очертания домов и фонарные столбы.
– Как он нас, а? – сказал Литума, вытирая лоб платком. – Мордой об стол. До чего ж гадостная личность! Как вы полагаете, он ненавидит полицию так просто, от высокомерия, или же за этим что-то кроется? Или он на весь свет пышет злобой? Ей-богу, никто еще не нагонял на меня такого страха, как эта плешь.
– Глупости говоришь, Литума, – отвечал лейтенант, потирая о грудь форменной рубашки массивный перстень с красным камнем – память об окончании полицейской школы. – Беседа с полковником Миндро была упоительно интересной.
– Шутите? Вас еще хватает на шутки. Это хорошо. А я все никак в себя не приду.
– Зелен ты еще, Литума, – засмеялся лейтенант. – Жизни не знаешь. Уверяю тебя, этот разговор нам ох как пригодится.
– Выходит, я ничего не понял. Мне показалось, полковник просто с дерьмом нас обоих смешал, обошелся с представителями закона хуже, чем с собаками. Ничего не разрешил, ни на что не согласился.
– Это, друг Литума, одна видимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39