Человек, находящийся в такой комнате-каюте, не виден из коридора и от соседнего жильца, но слышимость очень хорошая. В конце коридора имеется отдельная комната-изолятор, в которой мебель отличается от мебели жилой комнаты. Кровать там зацементирована, стол жестко скреплен со стеной, никаких других предметов обихода нет. И когда у Генри Брандта был установлен кризис шизофрении, он был помещен в этот изолятор, который закрывался из коридора дверью с прочным замком. Ему подавалась пища в алюминиевых мисках через нижний просвет. И когда он шумел, а его шум был слышен всеми, это создавало нервную обстановку и отрицательно сказывалось на настроении и работе всего коллектива. По-человечески можно понять и действия коллектива станции Уилкс, и действия изолированного больного. Когда прилетели на станцию Уилкс, В. П. Луговой и врач С. А. Косачев начали совершать прогулки с больным и беседовать на отвлеченные темы. Больному это понравилось, подбадривало его и в известной степени облегчало его состояние. В беседах с ними он с сожалением говорил о том, что мы скоро улетим к себе в Мирный, а он опять останется один. Врач С. А. Косачев рекомендовал Динглу практиковать с больным такие прогулки, соблюдая известную осторожность, привлекать его к физическому труду, что они периодически и делали в меру сил и возможности.
Было бы ошибочно думать, что с появлением врача С. А. Косачева на станции Уилкс больной станет здоровым. Не та болезнь. И мы в Мирном, и в Австралии, и на станции Уилкс так не думали. Но одно ясно, что появление на станции Уилкс новых людей вдохнуло свежую струю, бодрость, надежду в сложившуюся к этому времени тяжелую обстановку на станции. Взаимная консультация врачей на месте, их непосредственный обмен мнениями и общение в известной мере облегчили и состояние больного. Позднее с началом антарктического лета и авианавигации больной на американском самолете был доставлен в Австралию.

В гостях у бельгийцев

Наше знакомство с бельгийской станцией Король Бодуэн и японской станцией Сева началось на обратном пути в Мирный со станции Лазарев.
Утром 28 октября мы попрощались с нашими товарищами и взяли курс на станцию Король Бодуэн. Расстояние между этими станциями по прямой 420 км, и мы не заметили, как оказались в воздушном пространстве станции Король Бодуэн. Б. С. Осипов мастерски посадил самолет у антенного поля, подрулил к группе бельгийских полярников, которые встречали нас около посадочной полосы. Среди них был и начальник бельгийской антарктической экспедиции Бестин – высокий, крепко сложенный, со спортивной фигурой человек, и другие зимовщики этой станции. Свежий холодный ветер гнал по поверхности ледника поземку. «Где же станция?» – был первый вопрос, с которым мы обратились к бельгийским коллегам. На поверхности шельфового ледника были видны только радиомачты и две постройки – красный павильон на высоких металлических трубах для регистрации полярных сияний и башня локатора для наблюдений за радиозондами. Бестин пригласил всех на станцию и показал в направлении, где ничего не было видно. Потом распорядился подвезти к самолету несколько бочек авиабензина для дозаправки. Закрепив самолет на якорной стоянке стальными тросами, мы тронулись в направлении, показанном Бестинымц.
Б. С. Осипов заметил: «Мне с воздуха поверхность над занесенными домами станции показалась более подходящей для посадки самолета на лыжах, и я приземлился бы именно там, куда мы сейчас идем, если бы не посадочный знак – буква „Т“. Все переглянулись.
К нашему прилету на мачте вместе с бельгийским, французским и английским флагами был поднят и государственный флаг СССР. На станции Король Бодуэн среди зимовщиков были англичане и француз. Все жилые и служебные помещения станции, кроме павильона и сферической башни, погребены под четырехметровым слоем снега. Вход на территорию станции и выход осуществляются через один круглый металлический люк, закрывающийся специальной задвижкой во время сильных снегопадов. Спустившись вниз, мы оказались в снежном коридоре. Нас провели в главный дом, где находятся жилые помещения – комнаты-каюты с занавеской вместо двери, столовая, камбуз, ванная, радиорубка и некоторые лаборатории. Столовая одновременно является кают-компанией – местом отдыха и встреч.
И опять, как и на станции Лазарев, те же проблемы со свежим воздухом, с дневным светом и особенно с противопожарной безопасностью.
Вскоре нас пригласили за стол. Поскольку бельгийцы заранее знали о времени нашего прилета к ним, все было уже готово. Кончился обед, а беседы продолжались за полночь. Бельгийцы с теплотой вспоминали об экипаже В. М. Перова, о его полетах по спасению их людей. Бестин рассказал о только что закончившемся походе в глубь материка, Дралкин – о плане научного похода на Южный полюс, о технических средствах для этой цели и программе работ во время похода. Бестин рассказал также, что снежно-фирно-ледяная толща под сооружениями станции около 400 м, а дальше внизу – морская вода. На вопрос о том, как действует на психику зимовщиков то обстоятельство, что станция расположена на плавучем льду, Ф. Бестин с улыбкой, без признаков беспокойства сострил, что «…если станцию оторвет от общей массы шельфового льда, то недалеко Кейптаун, всего 4000 км, как-нибудь доплывем…» Верфайлли здесь же сообщил, что они фиксируют незначительные горизонтальные перемещения шельфового льда, на котором находится станция. Вертикальных колебаний не отмечали. Бестин рассказал о горах Сёр-Роннане, где они только что работали, и пошутил, что теперь работают в горах смелее, зная, что русские в случае необходимости всегда выручат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57