Вскоре он тоже заснул, оставив меня впервые наедине с Грейс Ричардсон. Немного погодя она поднялась и вышла из амбара. Скрываясь в темноте за дверью, я мог видеть, как чуть поодаль она ходит по траве взад и вперед, взад и вперед, высоко поднимая ноги. Через некоторое время она вернулась и улеглась рядом с сыном.

6. Ночные всадники

Ночь достигла своей глубины, того времени, когда лесные создания принимаются кричать и выть в чащобах, а звезды рассыпают над нами свой самый серебристый перец.
Может показаться странным, что я говорю это, но наибольшую тревогу вызывала во мне необходимость задать Грейс Ричардсон несколько серьезных прямых вопросов. Возможно – я не мог тогда судить со всей определенностью – так повлиял на меня тот безумный день, но ни одна женщина еще не воздействовала столь сильно на мои чувства, не туманила мысли, не вызывала такой паники в душе.
Ей тоже не спалось. Примерно через час я услышал, что Грейс Ричардсон встала. Она прошла мимо меня – я сидел у не имевшего дверей выхода из амбара. Я понимал, что должен заговорить с ней, начать распутывать тайну, крывшуюся за всем этим смятением. Она опустилась на траву в нескольких футах от меня. Несколько минут прошли в молчании; в тишине я слышал лишь два звука – ее дыхание и биение моего сердца. Тьма лишала меня наслаждения видеть ее лицо. Я пытался справиться со смущением.
– Вам не спится, мадам?
Она не ответила. Может быть, не слышала? Может быть, не испытывала желания разговаривать, а хотела только сидеть, глядя на звезды? И поэтому я ее напрасно побеспокоил? Я был разочарован, сердит на себя, но тут она, не промолвив ни слова, поднялась, снова ушла во тьму амбара и опять легла рядом с сыном. Вскоре Грейс Ричардсон погрузилась в сон.
Я почувствовал, что у меня сводит ноги: я давно уже не проводил столько времени в седле, не ездил так долго и так продолжительно быстро. Ослабив завязки на сапогах, разминая колени и икры ног, стараясь делать шаги пошире, я принялся ходить взад и вперед перед амбаром. Наши лошади вздыхали и пофыркивали – тихие, умиротворяющие звуки.
Ночь как будто бы прояснела: так всегда бывает, когда глаза привыкают к темноте. Мы остановились на полпути к вершине холма, на покрытом лугами склоне глубокой долины, поросшем после сенокоса густой и сочной травой. На вершине холма, казалось, было светлее: вот возможность оценить окружающую нас обстановку, подумал я.
Подъем был труден: приходилось идти по неровной поверхности, предательски опасной в темноте. На вершине стояло огромное одинокое дерево. К нему я и направил свои шаги. Когда я приближался к дереву, кожу у меня на шее под затылком словно обдало холодом, по спине поползли мурашки. На холме появились всадники, мчавшиеся во весь опор. Копыта их коней гремели по твердой земле.
Я стоял под широко раскинувшимися ветвями дерева. Впереди я видел мчавшиеся ко мне тени. Это были не кони без всадников, не табун одичавших лошадей. Звезды спокойно смотрели вниз. Всадники все приближались. Казалось, ночные тени несутся рядом с ними. Ближе и ближе мчались их кони. Сквозь подошвы сапог я ощущал, как в землю, словно молотками, бьют конские копыта. Я наконец отважился посчитать их – один, два, три, четыре. Но на самом деле я этого и ожидал, ибо с того момента, как я впервые услышал стук копыт, я с ужасом и уверенностью понял, кто такие эти всадники и что им нужно.
Теперь я верю, что сердце может от страха остановиться, а кровь в жилах обратиться в лед. Всадники галопом мчались мимо. Возможно, на такой скорости и в такой темноте они не смогут меня заметить.
Вдруг, ярдах в пятидесяти от того места, где я стоял, ехавший во главе всадник осадил коня. Меня увидели! Полуобернувшись, он туго натянул поводья и дал спутникам сигнал остановиться. Все спешились тут же, ярдах в тридцати от меня, и принялись совещаться меж собой. Ужас мой возрастал.
Однако ничего не произошло. Никто не двинулся в мою сторону, ничей голос меня не окликнул, ни один ружейный ствол не был в меня нацелен. Так увидели они меня или нет?
Как и прежде, главную скрипку играл Молтби, остальные слушали. Я мог видеть их силуэты, но их лица скрывала тьма; мог слышать голоса, но не разбирал слов; от этого мне стало только хуже, ведь в воображении все предстает более ужасным, чем в реальности. А страшнее всего было то, что я сумел разглядеть горб на той зловещей спине.
Неожиданно от сознания моего положения меня словно кулаком ударило по голове. Когда они приближались, я – естественно – выбрал для укрытия дальнюю от них сторону ствола. Теперь же, когда они проехали мимо, я оказался на стороне, наиболее открытой их взглядам.
Я огляделся вокруг, ища другого укрытия или способа незаметно уйти, но глазам моим представало лишь открытое пространство. В любой момент меня могли обнаружить. Неужели свет летней ночи, столь благоприятствовавший нам до сих пор, вот-вот вынудит меня заплатить за это непомерной ценой? Душа моя замирала от боли при мысли о спящих в амбаре друзьях.
Я твердо убежден, что большинство проблем можно решить, если их тщательно обдумать. Сосредоточившись, я вгляделся в силуэты этих беспокойных, злонамеренных людей. Затем, почти не сознавая, что делаю, я принялся создавать себе укрытие. Медленно, очень медленно я поднял руки над головой и стал пригибать книзу большую ветку, нависавшую надо мною, пока густая листва не закачалась тихонько перед моим лицом. Я нагнул ветку еще ниже, теперь она почти касалась земли. Если посмотреть с того места, где они остановились, можно было подумать, что одна из веток дерева просто-напросто не в том направлении выросла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104