И возблагодари при этом земледельца, подарившего тебе это добро»… Очень все хорошо сказано! – оторвавшись от книги, заметил Ника-Шапи.
– Что и говорить! Такую бы книгу да в каждый дом, чтобы люди с раннего детства учились по ней, как жить надо. Все бы тогда стали чище и благородней…
– Жаль, что она у нас одна…
Тихую беседу гостей Ливинда вдруг оборвал крик куймурского мангуша-глашатая Юхарана. Аульчане уж и не помнят, с каких оно пор, словно бы вечно – и при царе, и при Советах, и вот теперь, бог знает при ком – все новости им объявлял с верхней крыши все тот же Юхаран.
Слепой Ливинд всполошился, кликнул Муумину, что сидела поодаль и обшивала белый башлык серебристой тесьмой, остававшейся еще от матери. По всему видно, готовила подарок Хасану из Амузги.
– Сходи-ка, дочка, послушай, что там глашатай объявит, какую еще печаль обрушит на наши головы…
Муумина тотчас выбежала за ворота. Вернулась она очень скоро и рассказала, что Юхаран сообщил, будто у него в сакле остановились важные люди, которые скупают кораны. За книгу с медной застежкой обещают особо высокую плату.
– Пятнадцать баранов.
– Да это же целое богатство! – воскликнул слепой Ливинд. – Слышите, почтенные, – пятнадцать баранов! И кончилась бы наша полунищенская жизнь за счет закията! Закият – пожертвования мечети в пользу нищих.



– Так-то оно так! – закивал головой Ника-Шапи.
– А что, добрые люди, – с улыбкой спросил Ливинд, – уж не медная ли застежка на нашей книге?
– Медная, медная, отец! – выдохнула Муумина, опередив явно чем-то взволнованных куймурцев – гостей отца.
– Неужто, дочь моя! Может, на этот раз аллах смилостивился и правда ниспослал нам удачу?! Шутка ли, такое богатство – целых пятнадцать баранов! Пяток из них мы прирезали бы. Мяса хватило бы на всю зиму, а из шкур сшили бы новую шубу. Остальных десять можно сберечь, весной они приплод дадут, пусть каждая овца хоть по ягненку принесет, и то сколько добра! – размечтался Ливинд.
– И не жаль тебе такую книгу! – сказал один из гостей.
– Жаль-то оно, может, и очень жаль, – развел руками слепой Ливинд, – да ведь и дочку мне жаль. Посмотрите, в какую ветхость пришла моя сакля, того и гляди скоро совсем развалится. А Муумина уже, видите, совсем взрослая. К тому же и белый всадник объявился, скоро…
– Прости нас, Ливинд, – прервал излияния слепого хозяина Ника-Шапи, поднимаясь с места, – ты так нас раззадорил своими мечтами, захотелось и нам у себя дома посмотреть – не залежался ли и там коран с медной застежкой.
– И верно, надо и нам посмотреть, – всполошились все гости, – человек мечтает – судьба смеется!..
Куймурцы разошлись. Отец с дочкой остались одни.
– Где наша книга, Муумина? – спросил слепой Ливинд.
– Вот она, отец, у меня в руках.
– Та самая, по которой Ника-Шапи читал? Не подменили ли ее ненароком?
– Нет, отец, никто не подменил. Я как вошла, сразу взяла книгу у Ника-Шапи.
– Отнеси, доченька, ее тем людям. Хоть и очень мне жаль расставаться с такой мудрой книгой, но делать нечего… Только бы она оказалась именно той, за которую хотят дать баранов!..
– А может, не надо этого делать, отец?..
– Как же не надо! Ведь если за нее и правда дадут столько добра, кончится наша бедность. И свадьбу тебе надо играть, приодеться тоже надо… Иди, дочка… Иди, а я буду молиться, чтоб книга наша оказалась той самой, за которую овец со двора Юхарана пригонят к нам.
– Хорошо, отец, я пойду!
– Смотри только, чтобы тебя не обманули. Боюсь я, как бы во всем этом подвоха какого-нибудь не было. За одну книгу и столько овец!.. Ну да ладно, иди.
– Иду, отец…
Муумина, с той поры как рассталась с Хасаном, очень переменилась. Теперь она все больше грустит. А как уйдет в лесок со своими четырьмя овечками, там, втайне от чужих глаз, чтоб подальше от недобрых речей, все упражняется в метании ножа. Раньше она бы ни за что не поверила, что это может быть так увлекательно. Наигравшись с ножом, Муумина прятала его в дупло дерева на опушке и снова задумывалась над тем, что ее ждет, шептала цветам и деревьям имя Хасана, напевала все одну и ту же печальную песню без слов. А то, бывало, сядет у речки и слушает ее неумолчное бормотание, горестно опустив голову. Дома тоже Муумина теперь была неразговорчива, и отец часто сетовал на ее молчаливость. Но потом она вдруг совсем неожиданно начинала вслух мечтать о будущем, обсуждать с отцом, как они заживут…
Словом, девушку будто кто подменил. В ней поселилось извечное чудо любви.
С прижатой к груди книгой Муумина побежала к сакле глашатая Юхарана, толстого старика с длинной седой бородой и вздутыми, как у зурнача, щеками. Он и в самом деле отменный зурнач, ни одна сельская свадьба без него не обходится.
Еще издали Муумина увидела, что у сакли Юхарана выстроилась длинная очередь, куймурцы решили попытать счастья – вытащили из сундуков всевозможные табтары. Табтар – книга.



Муумина сразу увидела Юхарана. Он стоял на балконе второго этажа, у самой лестницы. А рядом топтались его щедрые кунаки. Овцы сгрудились во дворе под деревом. Муумина сначала не рассмотрела, кто эти люди. Но, приглядевшись попристальнее, она вдруг замерла. Нет, сомнения быть не могло. Подле Юхарана стояли те самые люди, которые пытались умыкнуть ее и от которых она спаслась благодаря Хасану!..
От ужаса Муумина побелела как полотно. Что же теперь делать?.. Ей стало ясно, что пришельцы ищут именно ту книгу, которую она сейчас держит в руках. Выходит, книга та представляет для них особую ценность. Не за медную же застежку злодеи готовы отвалить целых пятнадцать баранов? Не иначе, тут сокрыта какая-то тайна… И вдруг эта тайна связана с Хасаном?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71