Она назвалась Идалина Баррету.Снизу на террасу доносился бой барабанов.— И что?— Она заявила, что я — ее муж.Отавью повернул голову, чтобы взглянуть на Флетча.— Ее покойный муж. Жаниу Баррету. Моряк. Отец ее детей.— Но…— Этого Жаниу убили, когда он был молодым, в моем возрасте, сорок семь лет назад.— Так.— Вы меня слушаете?— Разумеется.— Она потребовала, чтобы я сказал ей, кто меня убил.Отавью еще несколько секунд смотрел на Флетча, а затем отвел взгляд.— Помогите мне понять, что все это значит.Отавью отпил виски.— А чего тут понимать?За длинным обеденным столом разговор шел в основном о бразильской кухне, со свойственными ей высококалорийными блюдами, об огромном количестве сахара, поглощаемого бразильцами с кофе, с кашасой, которая и так достаточно сладкая, о способах приготовления ватапы, которую им подали на обед, о безалкогольном напитке карана, придающем силы. Индейцы утверждали, что карана прочищает кровеносные сосуды, идущие к сердцу и от него. Флетч по себе знал, что карана снимает усталость. Внесла свою лепту и Лаура: «Бананы тоже очень полезны. В бананах много калия».Потом Марилия спросила о картинах, купленных Теу.— Я покажу их вам после обеда. Может, сначала Лаура нам сыграет.— Пожалуйста, — попросила сеньора Вияна.— Хорошо.— А потом посмотрим картины, — добавил Теу.— Вы были в Музее современного искусства? — спросил Флетча Алойзью да Силва.— Да.— Вам, наверное, понравилось здание.— Очень понравилось. Великолепное здание. И я там отлично поел, — сидящие за столом замолчали. — Только картин вот маловато.— О да, — согласилась Марилия.— Я-то говорю о самом здании, — гнул свое Алойзью.— Случился пожар… — начал Теу.— И все картины сгорели, — добавила сеньора Вияна. — Очень печально.— Не все, — поправил ее муж. — Несколько осталось. Алойзью смотрел в тарелку.— Я думал, вас заинтересует здание.— Картины в музее сгорели, — повторил Флетч. — Это еще один случай queima de arguivo?Над столом повисла гробовая тишина.— Я думаю, это хорошо, — в полном молчании продолжил Флетч, — когда художники каждого поколения уничтожают прошлое, чтобы начать все сначала. Я думаю, иначе они просто не могут.Прошло немало времени, прежде чем возобновился и набрал силу общий разговор.— Я вижу, с вами Лаура. Я рад, — Вияна сел рядом с Флетчем на диван в гостиной. Они ждали, когда Лаура Соарес начнет играть. — В Рио надо быть очень осторожным с женщинами.— С женщинами надо быть очень осторожным везде.— Это так. Но в Рио особенно, — он пригубил кофе. — Даже я попался. Однажды ночью. Танцую с одной, знаете ли. И выясняется, что это мужчина. Естественно, прооперированный. На этом так легко обмануться.— В Бразилии можно обмануться на чем угодно.— Да, да, такое случается.Лаура начала с произведений Виллы Лобус, затем исполнила несколько своих аранжировок композиций Милтона Насименту, сохраняя присущую им романтичность. У стены Отавью Кавальканти дремал в глубоком кресле над чашкой кофе. Закончила она также аранжированными ею народными бразильскими мелодиями.В исполнении Лауры Соарес чувствовалась прекрасная техника, педагоги Лондонской консерватории, похоже, потрудились на славу, но едва ли она играла эти композиции в учебных классах.Когда она встала из-за пианино, аплодировали все, кроме Отавью, ее отца. Лаура же осталась недовольна своим выступлением.— Могла бы сыграть и получше, — она улыбнулась Флетчу. — В последние две недели я редко садилась к пианино.— Мы пришли посмотреть ваши новые картины, Теу! — воскликнул молодой парень, войдя в зал. Был он в белых рубашке и брюках, зеленой накидке, зеленой шляпе с широкими полями и зеленых же туфлях.— Я жду только вас, — ответил из-за стойки бара Теу.И тут же рядом с первым мужчиной появились еще трое, в дорогих одеждах, прекрасно сшитых, двигающиеся не торопясь, словно артисты, выходящие на сцену, все гибкие, с крадущейся походкой фехтовальщика, акробата или гимнаста. Четвертый, потяжелее, изрядно выпивши, с трудом держался на ногах.— Тонинью! — закричали женщины. Сеньора Вияна расцеловала его в обе щеки.— Титу! Орланду! — никто словно и не замечал четвертого мужчины. Наконец, обратили внимание и на него. — Норивал! Как самочувствие?Черные рубашка и брюки Титу сидели на нем как влитые. Казалось, они сшиты из одного куска материи.Белые рубашку и брюки Орланду украшали синие эполеты и лампасы.Норивал предпочитал зеленый цвет, с коричневыми накладными карманами как на рубашке, так и на брюках.Гости Теу окружили вновь прибывшую четверку, все говорили по-португальски, радостно смеялись. Лаура поцеловала и обняла каждого.Флетч попросил бармена налить бокал караны.Пока Лаура играла, из зала убрали не только обеденные приборы, но и длинный стол. А у стены, тыльной стороной к залу, поставили картины. В наиболее ярко освещенной точке зала установили мольберт.Теперь Тонинью стоял перед мольбертом, размахивая руками, а его зеленая пелерина порхала, словно крылья. От его слов гости покатывались со смеху. Он очаровывал всех, даже своих спутников, Титу, Орланду и Норивала.Глаза Лауры радостно сверкали, когда она вернулась к Флетчу.— Кто это? — спросил он.— Чечеточники. Они все друзья.— Они танцуют?— Да.— Профессионально?— Нет.— Поют?— Нет.— Показывают фокусы?— Они просто друзья.— И пользуются успехом, не так ли?— Они и вправду милы.Тонинью направился к ним, чтобы пожать руку Флетчу.— Тонинью, — улыбнулась Лаура. — Это И. М. Флетчер.— О да, — глаза Тонинью сверкали, как брильянты. — Жаниу Баррету. Я — Тонинью Брага.— Вы знаете об этом? — Флетч пожал протянутую руку.Тонинью картинно всплеснул руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50