Через несколько минут появилась специальная команда и начала закрашивать бразильские опознавательные знаки на фюзеляже. Это наш способ предотвращать то, что уже произошло.— Это означает «сжигать архивы», — добавила Марилия.— Вернее, «заметать следы», — поправила ее Лаура. — Это бразильский образ жизни. Поэтому мы такие свободные.— Такое случалось не раз, — продолжила Марилия. — К власти приходит новое правительство. Отметая все, что делалось до него, оно отдает приказ уничтожить все документы прежних правительств. И мы начинаем новую жизнь, как после отпущения грехов.— Мы — нация анархистов, — рассмеялась Лаура. — Мы все анархисты.— История любой страны наполнена постыдными поступками. Мы предаем огню свидетельства бразильского стыда, а пепел рассеиваем по ветру, — заключила Марилия.Стоящий рядом со столиком маленький эльф, ребенок лет шести, неодобрительно переводил взгляд с одного на другого. Они не ели орешки.Марилия надела солнцезащитные очки и откинулась на спинку стула.— Давайте, Флетч.Флетч съел орешек.Мальчишка-нищий мгновенно подскочил к нему с полным кульком.Флетч достал из теннисной туфли пачку крузейро и заплатил ему за орешки. Раскрыл кулек и предложил его Марилии.Она покачала головой.— Вы тоже практикуете queima de arguivo? Вы в Бразилии, чтобы «сжечь архивы»?— Многие, наверно, приезжают сюда по этой причине.— Тем самым он становится бразильцем, — ввернула Лаура. — Почетным бразильцем.— Поэтому-то вас и невзлюбил отец Лауры?— Мой отец любит его, — возразила Лаура. — Любит. Дело лишь в том…— Ее отец — ученый, — пояснил Флетч. — Профессор университета. Поэт.Уже дюжина детей-нищих столпились вокруг Флетча, что-то нашептывая ему.— Ну разумеется. Отавью Кавальканти. Я хорошо его знаю. Лаура чуть ли не моя племянница. Здесь, в Рио, ей следовало остановиться у меня.— Он не выносит североамериканцев. Я — североамериканец.На тротуаре, у самого бордюрного камня, застыла старуха, по виду сущая ведьма. Длинное, бесформенное белое платье, черные мешки под глазами, похожие еще на одну пару глаз. И всеми четырьмя глазами она уставилась на Флетча.— Это не совсем верно, — улыбнулась Лаура. — Флетчер может приехать в Бразилию, может сидеть в этом кафе, пить карану, смотреть на проходящих мимо женщин. Моему отцу не разрешено посетить Соединенные Штаты Америки, читать свои стихи в Колумбийском университете. Вот чего он не приемлет.— Я читал стихи вашего отца, — заметил Флетч. — Он говорит от лица простого человека.Старуха в белом смотрела на Флетча, словно тот свалился с луны.— Есть и еще кое-что, — Лаура уселась поудобнее. — Ты должен это признать, Флетч.— Что же это? — спросила Марилия.— Мой отец полагает, что Флетч не видит отличий в жителях Бразилии.— Нигде нет такого единообразия, как в Бразилии, — ответил Флетч. — Мне это нравится.— Это не единообразие… — Лаура тревожно глянула на Марилию.— О да, — кивнула та.— Мой отец говорит, что Флетч пытается понять бразильцев через людей, которых он знал раньше. Он не может увидеть другую нашу сторону.— Я многого не понимаю.— Ты многого не принимаешь.Флетч широко улыбнулся.— Многое недоступно моим глазам.— Мой отец… — Лаура на мгновение запнулась. — Мой отец любит Флетча. Говорит, что как личность он удивительно открытый.— Для североамериканца, — ввернул Флетч.— Вы не сможете понять Бразилию, — глаза Марилии скрывались за темными стеклами очков. — Бразилия пускает к себе воров. Соединенные Штаты Северной Америки отказываются принять ученых и поэтов, которые борются за права простого человека.— Вы считаете, что я — вор? — осведомился Флетч. Во всяком случае, старая карга, взиравшая на него с тротуара, видела в нем что-то экстраординарное.— Вы сказали, что вам пришлось собираться в спешке.— Совершенно верно.— Вы ведете дела с Теу да Коста?— Веду.— Теудомиру да Коста — мой близкий друг. Насколько я понимаю, сегодня вечером мы встретимся на обеде в его доме.— Хорошо.— Теудомиру получает немалый доход, обменивая твердую валюту, в частности доллары, на крузейро, изумруды, золото. На этом он и разбогател.При слове «крузейро» дети-нищие подступили еще ближе к Флетчу.— Я думал, он начинал водителем такси.— Теудомиру никогда не сидел за рулем такси.Флетч достал деньги из теннисной туфли и отдал их Лауре, чтобы та расплатилась с официантом. Когда платила Лаура, изъясняясь на бразильском диалекте португальского языка, сумма обычно уменьшалась процентов на девяносто. Потом дал несколько крузейро самому маленькому из нищих.— Марилия, — вступилась за Флетча Лаура, — в Бразилии у мужчины нет прошлого.— У Флетчера может не быть прошлого. Тут я с тобой не спорю, Лаура. Я только не хочу видеть, как ты губишь свое будущее.— У меня нет будущего. Только пианино.— Бразильцы все в будущем, — возразила Марилия.— Прошлое… будущее, — пробормотал Флетч.— Я сказала что-то не то, — стушевалась Лаура.— Вы остановились в «Желтом попугае»? — тут же сменила тему Марилия, имея в виду отель на авениде Атлантика, едва ли не самый дорогой в Рио-де-Жанейро.— В «Желтом попугае», — подтвердил Флетч. — Вы должны признать, что не все в Бразилии доступно восприятию приезжего.— Флетч отличный парень, — Лаура посмотрела на Марилию и добавила что-то по-португальски. Затем перешла на английский. — Мой отец любит его.На тротуаре справа, протискиваясь меж танцующих, окруживших оркестр в канареечных шортах, появилась североамериканка, несомненно, только что прилетевшая из Штатов, в платье из тонкого зеленого шелка, обтягивающем фигуру, зеленых же туфельках на высоком каблуке, в солнцезащитных очках, с сумочкой через плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50