Но сказал это с откровенной издевкой. И она поняла, что, каких бы профессиональных вершин ни достигла, ее доходы ни за что не сравняются с его доходами. Не исключено, что в конце концов ей еще придется наниматься к нему на службу.
Она расстегнула единственную пуговицу на своей мужского фасона куртке, сняла ее и повесила поверх юбки. Иногда он забирал у нее одежду и вешал в шкаф, делая вид, будто находится у нее в услужении. Но сейчас он просто сидел на кровати и смотрел на нее словно бы ничего не видящими глазами.
Конечно, он устал после вчерашней оргии, подумала она. Подобное мальчишество с его стороны ее даже забавляло.
Она подошла к шкафу и развесила одежду сама.
Большую часть гардероба она по-прежнему держала в своей квартирке. А здесь, в Брентвуд-Хаусе, у нее было шесть костюмов – по одному на каждый будний день плюс один сверх того на случай, если ей предстоит деловая встреча в субботу. Она надевала их в строго определенной последовательности и, если не происходило ничего чрезвычайного, раз в шесть недель отправляла в чистку, заменяя шестью другими.
Она вернулась к кровати, собравшись начать представление.
С жилеткой она управилась быстро, а с блузкой спешить не стала.
Галстук – разумеется, от братьев Брукс, за пятьдесят два доллара, – зазмеившись, соскользнул с шеи. Хобби не шевельнулся; он сидел, уставившись на светлые и тонкие волосы, которыми было покрыто ее лоно. Она сделала вид, будто не замечает его взгляда. Расстегнула блузку, приспустила ее по плечам, встала перед ним во весь рост, полностью обнаженная (лифчика она не носила, да и груди у нее практически не было). Ее тело было белым и гладким, как алебастр. Безупречная жертвенная овечка – так ее однажды окрестила Ева Шойрен.
Единственным способом по-настоящему разбогатеть – к такому выводу пришла в конце концов Шарон – было замужество. Таким образом ей удастся приблизиться к цели, к осуществлению которой она стремится уже, как минимум, двадцать лет.
Она приблизилась к кровати.
Он наконец соизволил обратить на нее внимание.
– Трудный был денек?
Она посмотрела ему между ног и не увидела ничего мало-мальски обнадеживающего.
– Нет, но, судя по всему, у тебя была трудная ночь.
Он вяло усмехнулся.
– Перед смертью не надышишься.
Она смахнула с кровати лежащую поверх простыней газету. Та опустилась на пол, в полутьме мелькнул рисунок, изображающий Дюйма Янгера.
– Ну, а теперь, деточка, не расскажешь ли мамочке, в чем дело?

Глава девятнадцатая

Встретившись с Венделем, бывшим владельцем ничтожного мотеля на полдороге в Никуда и бывшим супругом женщины, которую можно было бы описать в тех же самых выражениях, Свистун более или менее понял, зачем тому вздумалось хранить регистрационные карточки.
Они с Хоком обнаружили Венделя в обшарпанном кресле-качалке на крыльце полуразрушенного дома у проселочной дороги. Старик махал рукой, приветствуя время от времени проезжающие мимо его дома машины. Кресло было мягким, но обивка продрана, и войлок здесь и там пробивался наружу подобно тому, как торчали патлы и космы из-под шляпы, из-за ворота и из-под небрежно застегнутой рубахи на животе у самого Венделя. Шерсть выбилась и из-под приспущенных джинсов.
Двор был захламлен всевозможным оборудованием загадочного назначения, явно подобранным после того, как люди выбросили его на свалку. Казалось, за каждой дверью и за каждым окном – кладовые, полные точно такого же никому не нужного хлама. Правда, Вендель проложил в своей сокровищнице нечто вроде туннелей, чтобы, по меньшей мере, иметь возможность уйти под крышу, если пойдет дождь.
– Как поживаешь, Хок? Давненько не виделись, – сказал Вендель.
– Да уж, немало воды утекло, – согласился Хок – Позволь, Вендель, познакомить тебя с моим другом. Его можно называть Свистуном. Он прибыл из Калифорнии.
– Как поживаете? – спросил Вендель, уставившись не на Свистуна, а на проезжающую мимо машину и даже успев помахать ей.
Шофер грузовичка погудел в ответ.
– Можно нам сесть? – спросил Свистун.
– Можете сидеть столько, пока мне не надоест слушать ваши истории. Или же сидите молча и машите машинам, как я.
– А зачем? – спросил Свистун, присаживаясь на трехногую табуретку, четвертую ножку которой заменяла стопка кирпичей.
Хок уселся на такую же колченогую табуретку.
– Да просто так. Машите, улыбайтесь, а люди буду проезжать мимо.
Машины появлялись здесь с интервалом самое меньшее в десять минут.
– Летом движение оживленней, – пояснил Вендель. – Приезжают, спасаясь от жары, горожане.
И все замолчали, дожидаясь, пока старик не заговорит вновь.
– Ну вот, а теперь, когда мы познакомились, – начал он наконец, – не объясните ли вы, что привело вас в наши края?
– Здесь столько интересного, что у меня глаза разбегаются, – ответил Свистун. – Так бы все и купил, так бы всем и завладел. Только ума не приложу, как мне все это отсюда вывезти.
– Да, транспортировка грузов – это задача непростая, – согласился Вендель.
– Но, может быть, у вас найдется кое-что, способное поместиться у меня в кармане.
И с этими словами Свистун извлек из кармана пятерку.
– На такие деньги можно приобрести и здоровенную штуковину, – сказал старик. – А что вас интересует конкретно?
– Не помните ли вы супружескую чету по фамилии Тренчер? Они останавливались в Королевском мотеле.
– Ну-ка, поподробней. Мужчину звали Босли.
– Босли Тренчер. Имя знакомое. Нет, не помню, но если вам известен месяц, когда они останавливались, то мы все выясним.
– Месяца я не знаю.
– А как насчет года?
– Это было четыре, может быть, четыре с половиной года назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85