Почему он вечно улыбается и ничего при этом не говорит? Я из-за этого нервничаю. Что-то с этим парнем не так.
– Он не мужчина, вот что я тебе скажу.
– Господь с тобой, Перчик! И слепому видно, что он и с мужиками дела не имеет.
– Верно. Потому что он и не педераст.
– А кто же он?
– Нейтрал.
– Что ж, если так, то, наверное, поэтому он так хорош в деле. Нейтрала ведь ничто не отвлекает. У нас в Джерси был парень по имени Гарри, кличка Гаротта, он этой штукой голову практически отрывал. Ну, знаешь, как оно бывает? Мы устраивали такие вечериночки на шесть-семь парней и на одиннадцать-двенадцать девок. Так чтобы и главное блюдо, и десерт – и никому ждать не приходится. И Гарри Гаротта никогда не участвовал. Мне это показалось странным, вот я и спросил у него, может, он в Бога верует. А он говорит: не слишком, хотя ходит на исповедь и постится на Пасху. Я говорю: может, ты себя для брака приберегаешь? Это все глупости, говорит. Проще жить с собакой. Я говорю, так, значит, ты с собакой живешь? А он говорит: нет.
– А собака-то тут причем, Филли? – хмуро разглядывая собственные карты, поинтересовалась Перчик.
– Мне казалось, тебе это интересно. И я спрашиваю: может, у тебя хроническое заболевание какое-нибудь? Кровь там или еще что. Бывает, человек начнет трахаться – а тут его кондрашка и хватит.
– Сама участвовала, – ответила Перчик.
– Вот я и спросил его, чего это он отлынивает. А он эдак странно посмотрел на меня и говорит: мол, кончаю извержением вулкана каждый раз, как кого-нибудь душу, так чего мне еще-то надрываться? А смотрит при этом так, словно прикидывает, не придушить ли и меня, чтобы поймать свой кайф. После этого уже ни разу не приставал к Гарри с расспросами про личную жизнь. Вот и у нашего вид примерно такой же. Мне кажется, Спиннерену кого-нибудь замочить – все равно что в щечку поцеловать. Может, он ночью разгуливает по городу и, вместо того чтобы трахаться, мочит людей в свое удовольствие.
– Ты что, рехнулся? Послушать тебя, так и сама спятишь!
– Ничуть не рехнулся. Просто говорю тебе, что, если занимаешься определенным ремеслом и у тебя хорошо получается, ты просто не можешь остаться нормальным человеком. Иначе вечно будешь ссать против ветра.
Именно в этот миг в конторе и появился Спиннерен. Перчик указала ему на свободное кресло; Спиннерен отжал кресло от стола на пару дюймов и присел на краешек. Закинул ногу на ногу.
Перчик посмотрела под задравшиеся брючины.
– Как это ты ухитряешься не пачкать носков?
– Привязываю к щиколотке. Перчик рассмеялась.
– Круто!
Спиннерен полез в папку и достал точно такой же конверт, как тот, который отдал Твелвтрису. Бросил его на стол поверх игральных карт. Перчик передвинула его к Торино, чтобы достать из-под конверта десятку червей. А сама сбросила даму пик. Торино тоже взял карту, объявил «джин» и выложил карты на стол.
И пока Перчик записывала результат, открыл конверт.
Здесь были две фотографии тела в аллее. Торино задумчиво покачал головой.
– Ладно, – сказал он.
– Его жена еще не дала о себе знать? – спросил Спиннерен.
– Нет. Может быть, полицейские еще не известили ее о смерти мужа.
– Это было в газетах.
– Да, но про неопознанный труп. Если она до завтра не проявится, я сам съезжу в Ван-Най, удостоверюсь, что за ней не следят и телефон не прослушивается, а потом выпишу счет на все, что она остается должна.
– Если вы не против, свой гонорар я бы хотел получить немедленно.
Руки Перчика замелькали в воздухе, тасуя карты.
– А к чему такая спешка? Работаешь под процент, получаешь процент с суммы.
– Вот как? Но есть фотографии. Они свидетельствуют о том, что заказ выполнен.
– Да ведь никто и не сомневается. Я говорю другое: когда нам заплатят, тогда и ты получишь.
– А я говорю, что не желаю ждать. Перчик была мастерицей улавливать подтекст любого высказывания. Вот и сейчас она отложила карты в сторону.
– Ну хорошо. Тогда рассказывай.
– Что?
– Мне хочется знать, почему тебе приспичило получить деньги раньше нашего.
– По личным причинам.
– Это я понимаю, – сказал Торино. – Личные причины бывают у каждого. Но простого упоминания о личных причинах недостаточно, когда речь идет о двух с половиной тысячах.
Перчик вновь взялась за карты и начала сдавать их, впрочем опасливо поглядывая на мужчин.
– Тебе следует это конкретизировать, – заметила она. – У тебя мать заболела? Или, может, подружка залетела?
Вопреки опасности предприятия она все еще надеялась разузнать хоть что-нибудь про загадочного Спиннерена.
– Ладно. У меня есть друг, и ему необходима операция.
– Полегче, – сказал Торино. – Насчет операции другу я сам людям не раз голову морочил.
– А я не морочу. Это насущно необходимо.
– Но почему такая срочность? Твой друг лежит под ножом и ему не делают операции, пока ты не заплатишь? А может, это и не друг, а подруга?
Спиннерен поднялся с места.
– Подождать я могу. А вот терпеть издевательства не намерен.
– Только не валяй дурака, – уже вдогонку крикнул Торино.
Наружная дверь закрылась. Без грохота, но и без демонстративной деликатности. Что за человек этот Спиннерен: о его намерениях нельзя догадаться даже по тому, как он закрывает дверь.
Минуту-другую спустя Перчик сказала:
– Знаешь что? Мне кажется, мальчик решил расправить перышки.
– В каком смысле?
– Решил поработать на свой страх и риск.
– Ну, и как нам на это реагировать?
– Думаю, надо зарядить кого-нибудь на его нежную попку.
– У тебя есть на примете кто-нибудь конкретно?
– Помнишь Майка Риальто?
– Майка Риальто? Это такой одноглазый сутенер?
– Ну, я бы сказала, не сутенер, а искатель талантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86