Он мог с соседом в баню завалиться, меня не дожидаясь. Мы ведь «железно» с ним не договаривались, а так…
– Как — «так»?
– В сослагательном наклонении: хорошо бы да если бы…
– А последний раз, не помните — когда вы звонили ему? Самый последний раз? Вы звонили? Да или нет?
– Позавчера звонил. Чтоб пригласить сюда, на вернисаж.
– И никого? Опять не подошел, верно?
– Вы просто ясновидящий, господин следователь!
– Убедились теперь?
– Ничего не вижу убедительного и удивительного. Дело обычное. Сорвался куда-нибудь, закрутился, в Репино махнул, в Комарове, в Коктебель… И работает там. А может, любовь крутит. Или пьет равномерно. А скорее всего — и то, и другое, и третье. В каком-нибудь доме творчества — пьет с композитором Вертибутылкиным, спит с поэтессой Хрюкиной, философствует — с бомжом Аникудыкиным. Дело житейское, как говорил Карлсон на крыше. Ничего загадочного. В четверг объявится. Это же Тренихин!
– В четверг объявится, вы сказали? — насторожился следователь.
– Да это к слову! Может быть, во вторник к ужину — седьмого октября. Не знаю. И не удивлюсь. А то, что вас так это зацепило — вот это, пожалуй, очень странно! Самое странное в этой истории — это вы! Прокуратура? Почему? Старший следователь? Да по особо важным? Просто чудеса!
– Что ж в этом удивительного? Человек исчез. И я так думаю — убит.
– Убит?! Ну, это вы не рассказывайте! Уголовное дело об убийстве возбуждается, только когда имеется в наличии труп.
– Ах, вот вам даже это известно! Как занятно! Это верно, вы точно сказали! Однако откуда вы так информированы-то в этой области, а?
– Да почему же только в этой? Я еще и таблицу умножения знаю. На глобусе могу все океаны показать. Читать умею. И более того — читаю регулярно. Прессу. Телевизор смотрю вечерами. Что, подозрительное поведение — верно?
– Подозрительно то, что, узнав о возбуждении уголовного дела, вы встрепенулись, заметно напряглись и удивились. Разве не было?
– Было. Я удивился вот чему. Общеизвестно, что вы терпеть не можете подобных дел — дел об исчезновении.
– Да? Вы так уверены?
– Конечно, уверен. Да это ж как на ладони! «Исчезновения» чаще всего не раскрываются совсем — подчеркиваю — не похищение, когда чего-то требуют, а чистое — «ушел и не вернулся» — как только что сами вы сказали. Второй вариант «исчезновения» — это когда все оказалось шуткой, нелепостью: искомый не исчез, а загулял или захотел почему бы то ни было скрыться — от дел, от кредиторов, от греха. И третий вариант — редкий — когда сначала исчезновение, а потом всплывает труп. Всплывает поздно: уже не найдешь и концов. Вот. И любой вариант для следствия это только головная боль с геморроем. Никаких успехов, славы, радости. Верно я говорю?
– Верно! Такие дела — глухие висяки. Вы прекрасно осведомлены о подобных случаях, причем, замечу вам, четко и ясно понимаете, насколько незавидна роль следствия в таких делах. Увы, все это так.
– Ну, разумеется! А вот тогда вы мне и объясните — с чего вы вдруг вспапашились? Тренихин — бобыль: ни жены, ни детей, ни родственников. И вдруг — прокуратура. Дело завели. С чего бы это, сразу — да с места в карьер? Что-то вы недоговариваете. Кто возбудил-то уголовное дело? По моим представлениям, дело-то возбудить было абсолютно некому!
– Ага! — удовлетворенно хмыкнул Власов. — Как вы засуетились! Понимаю. Даже волнения скрыть не сумели.
– Конечно! Скажу вам честно: я всерьез обеспокоен. Мне Борька — не чужой. А раз вас привлекли, то, следовательно, произошло, возможно, нечто действительно серьезное.
– Будем считать, что пока вы выкрутились!
– Я, может, и выкрутился, а вот вы — нет. Я вас спросил — на каком основании возбудили дело, а вы мне не ответили!
– Вообще-то здесь вопросы задаю я. Еще раз вам напомню. На будущее. Тем не менее отвечу вам с целью поддержания доверительности нашей беседы. — Власов помолчал, затем кивнул решительно. — Да! Тут совершенно особый случай. Мне поручили это дело. — Власов многозначительно поднял палец, указывая им в потолок: — Поручили свыше. Сам бы я его… — он кашлянул и осекся. — Едва ли… Ваш друг, Тренихин, должен был начать работать по контрактам с двумя весьма известными на Западе галереями.
– Да, знаю. Одна в Париже, а вторая… Постойте. — Белов напрягся, вспоминая. — Бостон, Штаты. Он говорил.
– Так вот. Они в него уже вложили деньги. Он исчез. Они звонят: глухо! Ждут две недели — присылают человека. И этот человек не может Тренихина найти.
– Понятно. Однако это их проблемы. Но — вы, прокуратура?
– Но это ж деньги, и немалые.
– Я знаю, Борькины контракты всех последнее время впечатляют. Но это ж дело частное — отсутствие ответчика. Гражданский иск. Пусть международный. Борис, конечно, мог плюнуть на деньги, завиться-залиться… Но кто-то возбудил ведь уголовное дело — так? Дело о пропаже человека? Вы что-то совершенно определенно мне недосказываете.
– Да. В конце июня ваш приятель согласился написать портреты внуков… — Власов сделал паузу и выразительно взглянул на потолок.
– М-м-м? — удивился Белов. — Или еще выше?
– «М-м-м» такое, что выше «м-м-м» уже и не бывает…
– Но вы, конечно, не о Боге говорите?
– Я говорю вам только то, что говорю.
– Понятно. Это новость. Про это Борис не говорил.
– Который Борис? Борис Тренихин? — уточнил Власов.
– С Ельциным я не знаком. Когда он должен был начать писать?
– Восьмого сентября. Но исчез.
– Да, очень странно. Вот теперь я согласен. Так не бывает.
– Нас попросили разыскать его. Разыскать за неделю, максимум за две. Живого или мертвого. И доложить. Все средства, полномочия у нас имеются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20