Я смотрел в ее глаза и чувствовал, что готов
сделать все, что угодно: опуститься на дно Марианской впадины, полететь
на Марс! Я понимал, что со мной происходит, и я боялся в это поверить -
на шестом десятке, и вдруг такое?!
Максим (иронически). Дух дышит где хочет...
Андрей Николаевич. Не только дух.
Максим. Я помню.
Андрей Николаевич. А что теперь? Икона в углу, какие-то сомнительные
паломники, посты - не понимаю!.. Ведь был нормальный человек, и вдруг -
на тебе: отец Димитрий сказал... отец Димитрий думает... Сомнамбула!
Максим. Ты преувеличиваешь, дядя.
Андрей Николаевич (вздыхает). Хотелось бы в это верить.
Встает, тянется к бутылке с коньяком.
Максим. Не искушал бы ты судьбу...
Андрей Николаевич (наливает рюмку). Судьба?.. В моем возрасте?.. Пос-
ле всего, что было?.. Чушь. (Пьет. Ходит по веранде, рассуждает как бы
сам с собой.) Я пытался поверить, Макс... Ходил в церковь, ставил свечи
перед иконами, выстаивал всенощные, постился, даже исповедовался отцу
Димитрию!..
Максим. Почему < даже> ?..
Андрей Николаевич (медленно, подбирая слова). Трудно бывает понять,
что тебя мучает, тревожит, не дает покоя - это, наверное, и называется
грехом, да?.. Себя ведь не обманешь?..
Максим молчит.
Андрей Николаевич. И как это высказать? А тем более человеку посто-
роннему?..
Очень странно. Пародия на сеанс психоанализа.
Пауза.
Андрей Николаевич (глядя в сад). Как ты думаешь, она счастлива со
мной?
Максим. Полагаю, да. Впрочем, я не присматривался...
Андрей Николаевич. А Виктор? Где он? Что делает?.. Ты о нем ничего не
слышал?
Максим. Слышал.
Андрей Николаевич. Что?
Максим. Шоу-бизнес. Париж... Барселона... Русские сезоны.
Андрей Николаевич. Достаточно обширное поле: от Большого театра до
квартета ложкарей...
Максим. Ближе ко второму. Казаки... Выставки авангарда...
Андрей Николаевич. Это что, все еще модно? Еще не наелись?..
Максим. Уже наелись. До отвала. А ведь все шло, и как! Матрешки, шка-
тулки, яйца, бюсты вождей, кое-как натянутые на подрамник куски ме-
бельной обшивки, покрытые какой-то лиловой коростой вместо живописи...
Андрей Николаевич. Экзотика. Лагерное искусство.
Максим. Это тоже не совсем верно. Много, конечно, всякой шушеры, но
есть и хорошие художники, с крепкой школой...
Андрей Николаевич. Все может быть... Все может быть...
Максим. Все это было, дядя, было... Сегодня человек мерзнет на черда-
ке и зарабатывает на кофе и сигареты оформлением "красных уголков", а
через полгода становится владельцем небольшой виллы где-нибудь на Кип-
ре...
Андрей Николаевич. На Капри.
Максим. Или на Капри - все равно. Главное - поймать момент. Не проде-
шевить, но и не задрать, не переторговаться... И продаваться не сразу,
целиком, а по частям, с перспективой.
Андрей Николаевич (без иронии). Тоже искусство.
Максим. Искусство? Да, но - другое. И в нем тоже есть свои гении и
бездари... А есть игроки. Ведь бизнес - игра.
Андрей Николаевич. Виктор - игрок?..
Максим. И еще какой!.. Мне рассказывали о его композициях: инсталля-
ции с вертолетами, вагонами противогазов для Кувейта, валютными счетами,
подержанными иномарками, верфью деревянного кораблестроения - и это все
помимо казаков, авангарда, паломнических круизов по монастырям Европы и
чуть ли не переправки ближневосточных беженцев в Скандинавию на частных
яхтах...
Андрей Николаевич (ироническое восхищение). Флибустьер!.. Конкиста-
дор!..
Максим. Я не уверен в абсолютной достоверности этой легенды, но ка-
кая-то часть правды в этих сплетнях наверняка есть.
Андрей Николаевич. Смутные времена. Все возможно. Интересное время...
Наполняет рюмку коньяком, выпивает.
Максим (взрываясь). Совсем сдурел?! Опять тебя среди ночи откачи-
вать?..
Андрей Николаевич. Лучше уж от водки помереть, чем от скуки.
Максим (сердито). Идем лучше в сарай, посмотрим инструменты!.. (Себе
под нос, ворчливо, по-испански.) Дурак старый! (Идет к двери.) Андрей
Николаевич (идет за ним,). Как ты сказал? (По-испански.) Дурак?.. Старый
дурак?.. (Хохочет, продолжает.) Однажды Мюллер и Борман решили выяснить,
на кого работает Штирлиц. Борман, зная, что в момент сильного потрясения
человек может заговорить на родном языке, вызвал Штирлица к себе и велел
Мюллеру встать за дверью. И вот когда Штирлиц переступил порог кабине-
та...
Уходят.
Некоторое время на веранде пусто. Тишина нарушается лишь какими-то
отдельными бытовыми звуками: звоном посуды, игрой в мяч на соседнем
участке, собачьим лаем. Издалека нарастает тарахтение мотора, оно приб-
лижается, глохнет, и вслед за этим из сада на галерею неторопливой уста-
лой походкой поднимается человек в черной широкополой шляпе, темных
круглых очках и светлом плаще, один рукав которого перехвачен черной
лентой чуть выше локтя. Остановившись перед приоткрытой дверью на веран-
ду, он тихо стучит по дверному косяку костяшками пальцев, но не получив
на стук никакого ответа, переступает порог и снимает шляпу, открывая
густые черные волосы с сильной проседью. Осматривается, покачивает голо-
вой как бы в такт каким-то своим мыслям, вешает шляпу на гвоздь, торча-
щий из оконной рамы. Замечает кипящий самовар, подходит, привычным дви-
жением выдергивает вилку из розетки. Берет недопитую бутылку коньяка,
смотрит на этикетку, наливает полрюмки, отпивает глоток, смакует, пока-
чивает головой, как бы удивляясь тому, что содержание бутылки соот-
ветствует тому, что заявлено на этикетке. Продолжает осматриваться, не-
торопливо скользя взглядом по стенам, по поверхности стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27