Апельсины, лимоны, померанцы, персики громоздились на столах яркими пирамидами, наполняя воздух ароматом. Нежные сладкие фиги россыпью лежали на столах. Груды чудесных дынь и арбузов напомнили Фелипе времена веселых набегов на баштаны в Сан-Джованни ди Ческо, и при мысли о том, что эти времена прошли, мальчик вздохнул.
Гроздья винограда, связки луковиц, стручки пахучего красного перца свешивались с веревок, туго натянутых над площадью. А желтые тыквы диаметром с тележное колесо служили продавцам вместо стульев.
Общее внимание было привлечено появлением мавра-фокусника в широком пестром одеянии, с большой белой чалмой на голове.
– Синьоры и синьорины, почтенные граждане Неаполя! – звучно возгласил фокусник, стараясь заглушить базарный гомон. – Сейчас перед вами покажет свое искусство знаменитый Али ибн Али ибн Мухамед![40] Моему волшебному мастерству рукоплескали халифы и султаны, императоры и короли! Но что толку в словах? Перейдем к делам!
Али ибн Али протянул руку к пирамиде апельсинов и взял с самого верха крупный золотистый плод. Пометив его красной краской, фокусник поднес плод ко рту, сделал неуловимое движение, и апельсин исчез.
– Проглотил! – ахнули пораженные зрители. – Проглотил целиком!
А торговка сердито закричала:
– Плати кватрино[41] за товар, бесстыжий нехристь!
– Простите, уважаемая синьора! – воскликнул мавр. – Я не обязан платить за плод, который вам было благоугодно спрятать себе в башмак!
Ибн Али быстро нагнулся, сорвал у торговки с ноги башмак, прежде чем та успела помешать, и протянул его зрителям. В нем лежал апельсин, помеченный краской.
– Тот самый! – взревела восхищенная толпа.
– Всякое искусство требует поощрения, синьоры, – скромно сказал фокусник и протянул к публике ладонь.
В нее упало несколько кватрино, и они мгновенно исчезли. Мальчики, увлеченные фокусами, давно потеряли из виду Чеккину, но ничуть об этом не беспокоились: Луиджи знал дорогу домой.
Али ибн Али продолжал фокусы, но приток даяний заметно истощался и, наконец, иссяк. И в этот момент сверху послышался глухой голос:
– Синьоры и синьорины! Доколе вам будет морочить головы этот наглый язычник?
Люди в изумлении подняли головы. Говорила статуя, на согнутую спину которой опирался балкон ближнего дома.
– Чудо, чудо! – пронеслось в толпе.
– Вы смотрите жалкие фокусы мавра, – продолжал голос, – и не ведаете, что среди вас находится предсказатель судьбы. Он нем от рождения и приказал говорить за него мне. От этого необыкновенного мудреца вы узнаете ваше будущее!
Отвернувшись от фокусника, любопытные увидели высокого человека в длинной мантии, с остроконечным колпаком на голове, на груди его висела дощечка с надписью: «Верное предсказание судьбы за одно сольдо!»
В руке чревовещатель держал ящичек с зелеными билетиками. Оставленный всеми фокусник скрылся, а люди бросились покупать билетики, и сольдо щедро посыпались в руку немого. Грамотные читали предсказания про себя, шевеля от усердия губами, а неграмотные искали тех, кто мог бы им помочь.
Один из толпы обратился к Фелипе, и тот прочитал:
«Скоро в твоей судьбе произойдет великий переворот, который вознесет тебя или погубит. Опасайся начинать важные дела в пятницу, это несчастный для тебя день».
Ошеломленный человек побрел прочь, машинально бормоча:
– Вознесет или погубит… Погубит или вознесет… Остерегаться пятницы!..
После Нолы, где нищих было мало, Неаполь поражал Фелипе массой уродов и калек, просивших подаяние. На папертях[42] церквей, у рынков, на главных улицах и оживленных площадях – всюду кишели слепые, хромые, безногие и безрукие, выставляя напоказ свои уродства, болячки и язвы. Внимание благодетелей привлекалось по-разному. Кто пел песни, кто гнусаво читал молитвы за здоровье даятеля и всех его родных и близких, кто просто уныло тянул с протянутой рукой:
– Подайте кватрино, синьоры!.. Только один кватрино!..
Фелипе обратил внимание на здоровенного молодца с курчавой черной бородкой и короткими усиками, просившего милостыню на паперти ближней церкви. Вместо ног у него были деревяшки, и он стучал ими одна о другую при появлении прохожего. Сольдо и кватрино падали в его засаленный шерстяной колпак довольно щедро, он прятал их в кошель, разглаживая усы.
– Как жалко его! – сказал Бруно. – Такой молодой, а калека.
Когда мальчики завернули за угол, Веньеро тихо заговорил:
– Он такой же безногий, как мы с тобой. Зовут его Андреа Кучильо, и деревяшки у него поддельные. Ты знаешь, что значит «кучильо»?
– Нет, – сказал Фелипе.
– Это «нож» по-испански. Андреа получил такое прозвище за то, что при каждой ссоре хватается за нож. Он уже зарезал несколько человек, это говорил мой приятель Ванино, сын судьи Корво.
– Так он бандит? – с ужасом прошептал Фелипе.
– Ого, еще какой! Днем он нищий, а ночью – браво.[43]
– Почему же он не на каторге? – удивленно спросил Бруно.
– Хитер. Сер Корво сколько раз пытался поймать его с поличным, только никак не удается. Да он не один такой – Кучильо. Среди городских нищих – половина бандитов.
С тех пор Фелипе со страхом обходил подальше церковную паперть, где сидел Андреа Кучильо.
…Любили мальчики бродить по улицам, где представлялась возможность поглазеть на работу ремесленников. На каждой улице преобладало какое-нибудь одно ремесло. В ремесленных кварталах всегда было оживленно. Люди не хотели сидеть в тесных каморках и выбирались на улицу с орудиями производства.
Вот переулок, где жужжат веретена в ловких руках прядильщиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15