Тот опять кивнул. Однако его моральные и физические силы успели уже слегка восстановиться, и посему он громко заявил, предварительно откашлявшись:
– Это все чистая правда, сэр Фома… Без тебя бы нам точно каюк!..
– Такие дела, – подытожил Иван.
Фома усмехнулся и сказал:
– А ты говоришь, сэр Иан, что не похож я на проводника…
– Я такое говорил? – в замешательстве переспросил Иван.
– Ага, – подтвердил Ланселот несколько злорадно.
Иван хотел что-то возразить, но Фома жестом остановил его:
– Это все не важно… Для того, чтобы нас остановить, применяется все более изощренное колдовство: давненько такого не бывало в наших краях… Но, любезные сэры, осмелюсь утверждать, что будет еще хуже.
– Ясно, – буркнул Иван. – Поехали тогда дальше… Да, – спохватился он, – а погони за нами там не видать?
– Пока нет, – сказал Фома. – Лабиринт на какое-то время задержит любого…
– Это хорошо, – сказал Иван.
– Тогда – в путь!
И они снова понеслись вскачь на своих не знающих устали конях. Они мчались по изумрудно-зеленому полю очень долго, и, сколько Иван ни оглядывался, он не мог различить никаких признаков близкой погони. Это и радовало, и тревожило одновременно.
– Далеко ли еще до замка, сэр Фома? – крикнул Иван.
– Нет, – прокричал Фома в ответ, – совсем близко… Вот, наверное, уже за той рощей!..
– За какой такой рощей?.. – удивился Иван и посмотрел вперед.
Тотчас словно скачком к нему приблизилась стена леса. Но Иван не удивился: он уже привык к подобным фокусам.
– Стой!.. – закричал вдруг Фома, и они остановились.
– В чем дело? – спросил Иван.
Фома не ответил, напряженно вглядываясь в даль. Иван тоже поглядел – подумаешь, рощица как рощица. На редкость невинного вида.
– Похоже, лесок-то этот непростой, – медленно произнес Фома, прислушиваясь к чему-то. – Вы ничего не слышите, любезные сэры?
Иван навострил уши. Сначала он ничего не слышал, кроме шумного дыхания лошадей. Потом до него донесся легкий шорох листвы, какой-то мягкий шелест… что-то еще, очень приятное на слух, хоть Иван и не разобрал, что именно это было.
– Я ни Морганы не слышу! – объявил Ланселот со свойственной ему прямотой и апломбом. – Тихо, как в могиле… Извините, добрые сэры, за красивый, как его.., эпитет, да!
– Помолчи, доблестный сэр, – оборвал его Иван.
– А что? – удивился Ланселот. – Все равно…
– Тихо, говорю!..
Иван снова прислушался. Теперь он лучше различал что-то легкое, неуверенное, едва уловимое, как дуновение слабого ветерка, остатка, частички буйного вихря, утерянного по дороге от прошлого к небытию… или нет – предвестника великой бури, сметающей с лица земли будущее и воспоминания… Ax! – это была мелодия, а может, просто эхо мелодии: нежный звук грома, стихшего вдали…
– Я слышу это, – с удивлением сказал Иван. – Слышу…
Нет, это была песня: влекущая, сладостная песнь, обволакивающая нежной до безумия страстью, ослепляющая и баюкающая одновременно, мать и любовница, невеста и дочь… Ключ, находившийся в начале нотной строки, осторожно отворил дверцу, ведущую в сад неземных наслаждений; звук повел за собою, потом подхватил и понес – дальше, все дальше отсюда, прочь ото лжи, тщеты и непостоянства, туда, где нет никаких забот, где позабыли, что такое страдание, где есть только красота, вечность, покой и счастье.., туда, где наши уже давно победили и где у всех все хорошо. Иван счастливо рассмеялся и спрыгнул с коня. Как только он мог поверить океанскому монстру! Покой, предлагаемый им, – полная чепуха по сравнению с настоящим покоем…
Довольно слушал он других, осталась только эта мелодия, которая звала его за собой, и он не хотел никого заставлять ждать и не хотел более ничего ждать сам: скорее, Скорее туда, где он отдохнет…
И тут Иван почувствовал, как что-то грубо вторглось извне, потушило свет радости, заставило вскрикнуть от боли, вызвало страшную тоску и душевную смуту, и деревья, эти нежные, добрые друзья-растения, каждое из которых было прекрасной девушкой, желанной так, как никакая другая желанна не будет, как только может быть желанно само существование в стране благости, сжались от удара, издали прощальный мелодичный стон и умолкли, такие близкие и печальные…
Иван зарычал, потряс головой и зажмурился. Перед глазами проплывали разноцветные пятна, постепенно угасая и оставляя за собой видимое и осязаемое разочарование и раздражение. Колени у Ивана дрожали и подгибались. Он покачнулся и открыл глаза. Какой-то новый звук молотом дубасил по его голове, ввинчивался прямо в мозг сверкающим стальным сверлом. Было невыносимо больно от этого звука: больно было жить, больно было дышать, больно было стоять.
Иван ощутил прилив дикой ярости, сжал кулаки и стал искать того, кто отплатил бы ему за эту боль. Сперва он увидел налитые кровью глаза, тоже полные бешеного гнева; он слегка удивился, но тут же понял, что это не источник его боли, а просто Ланселот, который ищет, кому бы дать в ухо или лучше убить, причем желательно побыстрее. Тогда он огляделся кругом повнимательнее и заметил восседающего на своей безобразной облезлой кобыле мерзкого тупого рифмоплета Фому, немилосердно терзающего струны свой кифары, которую он, оказывается, так и возил с собою, и нигде не потерял же ее, вот ведь сволочь какая!.. Фома со своей отвратительной балалайкой и издавали те кошмарные звуки, что вырвали Ивана из прекрасного мира грез.
Вдобавок поганый виршеплет жутко завывал под собственный аккомпанемент, что разрушало гармонию мира окончательно и бесповоротно. Иван зарычал и бросился на него, краем глаза уловив идентичное движение Ланселота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94