– Мы заплатим – и много…
Она перестала улыбаться. Посмотрела на Ивана оценивающе.
– А сколько же вас?
– Со мной – двенадцать….
Она нахмурила брови, что-то соображая. Снова улыбнулась – на этот раз лукаво.
– Ну что же, входите, – сказала она, отходя в сторону. – Зачастили в дом Рахавы чужеземцы…
Иван услышал за спиной странный смешок. Он оглянулся. Позади него стоял профессор с непонятной гримасой на лице – не то злобной, не то торжествующей, не то печальной… Увидев, что Иван на него смотрит, он отвел глаза и подтолкнул его в спину – входи, мол, не задерживайся. Иван вошел в дом. Они сидели за широким грубо сколоченным столом и ужинали. Трапеза была нехитрой – жареное мясо, лепешки и вино. Кроме них, народу в зале не было. Женщина, впустившая их и оказавшаяся хозяйкой этого постоялого двора, куда-то ушла.
Иван молча ел, мрачно поглядывая по сторонам. Кляйн с брезгливой гримасой жевал лепешку, профессор потягивал вино из глиняной кружки и мечтательно, как показалось Ивану, глядел куда-то в даль. Остальные насыщались вдумчиво и аккуратно, тщательно пережевывая пищу, как и положено хорошим солдатам.
– Итак, профессор, – сказал Кляйн, с трудом проглотив последний кусок своей лепешки, – напомните, сколько нам еще здесь находиться?
Фон Кугельсдорф посмотрел на него.
– Еще шесть дней, – сказал он. – На седьмой Иерихон будет взят штурмом.
Он допил вино, поставил кружку на стол и добавил:
– И все жители города будут убиты. Все до одного.
– Прекрасно, – кисло сказал Кляйн. – Что будут убиты – это, конечно, правильно, не спорю: я и сам бы так сделал. Но мы, мы-то что делать будем?
– А нам по милости барона фон Штайнхорста ничего не грозит, – весело сказал профессор и налил себе еще вина.
Иван перестал жевать и с удивлением посмотрел на него.
– Как это? – не понял Кляйн. – При чем тут Курт?
– А при том, что именно он выбрал столь удачное место для проживания.
– И чем же оно удачное? – насмешливо спросил Кляйн.
Профессор отхлебнул из кружки и осуждающе покачал головой.
– Плохо, – сказал он. – Никуда не годится.
Кляйн обратил свой брезгливый взор на кувшин с вином.
– Это я не о вине, – сказал профессор. – Это я о вас, дорогой оберштурмбаннфюрер.
– То есть? – надменно спросил Кляйн и выпрямил и без того до деревянности прямую спину. – В чем дело?
Профессор весело хмыкнул.
– А в том, уважаемый repp Кляйн, – сказал он, явно развлекаясь, – что вы плохо подготовились к нашей экспедиции.
– Не понял, – одеревеневшим подобно спине голосом произнес Кляйн. – Объяснитесь, repp профессор.
– Если бы вы внимательно слушали меня раньше или хотя бы прочитали все, что нужно, то происходящее здесь не вызывало бы у вас такого детского недоумения. Я понимаю – ваши головорезы, но вы-то, вы – вроде образованный человек…
– Короче, профессор. – В голосе эсэсовца дерево уступило место стали. – Я не позволю вам оскорблять ни меня, ни моих солдат. Они – это лучшее, что могли дать Люфтваффе и СС, а я…
– А действительно, – перебил его Иван. – Профессор, мне тоже интересно, в чем я тут вам помог?
Фон Кугельсдорф вздохнул – как показалось Ивану, несколько лицемерно.
– Значит, и вы, Курт, не понимаете…
Он вздохнул еще раз, но, бросив взгляд на надутого Кляйна, заговорил:
– Иисус Навин – один из славнейших иудейских рыцарей, коих в истории было ровно трое…
– Но-но-но, – перебил его Кляйн. – Профессор, вы, похоже, совсем с ума сошли? Какие…
– Не перебивайте меня! – обозлился вдруг профессор. – Неуч вы и невежда! Германская рыцарская традиция насчитывает трех великих иудейских рыцарей, трех язычников и трех христиан! И это знает любой, по крайней мере любой грамотный член СС!..
Кляйн открыл было рот, но тут же закрыл его и потупил взор. Иван готов был поклясться, что оберштурмбаннфюрер собирается покраснеть.
Профессор некоторое время ждал от Кляйна возражений, не дождался и продолжил тоном ниже:
– Так вот, было три рыцаря из иудеев… Об их деяниях мы знаем из Библии. Первым из них был Иисус, сын Навина…
– Действительно. – пробормотал Кляйн. – теперь я что-то начинаю припоминать…
– …который прославлен тем, – продолжал профессор невозмутимо, – что, приняв от Моисея бразды правления сынами Израилевыми, повел их в землю, которую дал Он им… И много земель было захвачено, и много городов разрушено.., в том числе и Иерихон.
– А при чем тут я? – спросил Иван.
Профессор внимательно посмотрел на него. Ивану показалось, что темная пустота, спрятавшаяся было в глубине его глаз, снова готова явить себя миру.
– Слышали ли вы, дорогой барон, – негромко спросил профессор, – как зовут нашу хозяйку?
Иван отвел взгляд. При упоминании об этой женщине неприятный холодок шевельнулся в его душе.
– Слышал, – буркнул он неохотно. – И что?
– Ее зовут Рахав, – сказал профессор. – Иначе – Раав… И все погибнут в проклятом городе Иерихоне, кроме нее и тех, кто будет в доме ее…
Ивана передернуло. Голоса, поселившиеся в его голове, снова пробудились, настойчиво нашептывая, убеждая и успокаивая: они звенели и шипели, гудели, бухали, стонали, говорили: их было много, и они предлагали ему выбрать… Они манили за собой, звали и увещевали:
Иван чувствовал себя то мелким и ничтожным, то значительным и сильным; он то проваливался в ледяную бездну, то взлетал высоко-высоко; он был невесомым и тяжелым, прозрачным и непроницаемым, он пытался уйти – и снова возвращался, пусть и ненадолго…
Он вернулся в дом, приютивший его; бессмысленная тоска, одолевшая было, ушла, что-то прогнало ее, пусть и на время. Профессор смотрел на него так, словно вместе с ним слышал эти самые настойчивые голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94