— Милорд, я могу обещать вам, что вы станете таким императором, которого еще не знали вампиры. И все же я предупреждаю вас. Если я и насмехался над вашими надеждами, то только чтобы напомнить вам, что вы не сможете убежать от своей природы. Мечтать о чем-то другом значит мучить себя. Не доверяйте науке смертных, милорд. Не в ее силах объяснить что-либо такому существу, как вы. Неркели вы действительно хотите спастись от собственной жажды? — Агасфер рассмеялся и повел рукой. — Если бы бездна смогла извергнуть свои секреты…
Он ждал. Пропасть под нами была такой же молчаливой, как и прежде. Агасфер снова рассмеялся.
— Настоящая правда невыразима, милорд. То, что знаю я, вам недоступно. Довольствуйтесь своим бессмертием.
— А вы пьете кровь?
Агасфер посмотрел на меня, но ничего не ответил.
— Вы пьете кровь? — с горечью повторил я. — Как вы можете говорить мне «довольствуйся»? Я проклят. Как вы не можете понять это?
Агасфер слабо улыбнулся. Мне показалось, что я увидел в его глазах отблеск насмешки.
— Любое бессмертие, милорд, есть проклятие. Он помолчал и взял меня за руки.
— Примите его, примите его таким, какое оно есть, и оно станет для вас благословением. — Его глаза расширились. — Это шанс, милорд, пребывать среди богов.
Он поцеловал меня в щеку и прошептал на ухо:
— Проклятие не должно вызывать к себе ненависть у тех, на кого оно падает, не надо ненавидеть самого себя, не надо ненавидеть собственное бессмертие. Приветствуйте величие, которое вы готовы принять.
Он жестом указал на небо и горы.
— Вы достойны править, более достойны, чем кто-либо из вашей породы. Так правьте же, милорд! Будьте императором! Я могу помочь вам только тем, что буду уговаривать вас оставить свою смехотворную вину! Посмотрите — мир лежит у ваших ног! Тот, кто превосходит и подавляет человечество, должен быть выше ненависти черни. Не бойтесь того, кем вы являетесь. Восторжествуйте!
Под нами клубились белые и серые облака, подобно пене Стикса. Но когда я стал вглядываться, я увидел, что они начали расступаться, и моему взору открылась глубокая бездна. Мой дух, подобно свету, стрелой пронзил пространство. Я почувствовал пульс жизни, наполняющий небеса. Сами горы, казалось, шевелятся и дышат, и я представил, что по их каменным венам течет кровь. Я так ярко представил это, что мне захотелось разорвать горы и напиться их кровью, кровью всего мира. Я подумал, что эта страсть переполнит меня, эта жажда бессмертия, и все же этого не случилось, ибо мое сознание расширилось до невероятных размеров под воздействием красоты гор и моих собственных мыслей. Я повернулся к Агасферу. Он изменился. Он вытянулся высоко над горами прямо в небо гигантской тенью на фоне рассвета, поднимавшегося над Монбланом. Я почувствовал, как поднимаюсь вместе с ним, летя на крыльях ветра. Я увидел Альпы, простирающиеся внизу.
— Кто ты? — спросил я снова. — Какова твоя природа?
Я почувствовал, как голос Агасфера рефреном звучит в моем сознании:
— Ты достоин править! Восторжествуй!
— Да! — закричал я, смеясь. — Да!
Затем я почувствовал под ногами землю. Я стоял на скале, и ветер, завывая, дул мне в спину. Ветер был холодным. Я был один. Агасфер исчез.
Я вернулся на дорогу и убил первого же крестьянина, которого встретил. Я обескровил его. Я ощутил, каким чудовищем я был, ненасытным и одиноким. Позднее мы проезжали с Хобхаузом мимо тела моей жертвы. Вокруг собралась толпа. Какой-то человек склонился над телом мертвеца Когда мы поравнялись с ним, он поднял глаза и взглянул мне в лицо. Это был Полидори. Мы пристально смотрели друг на друга, пока он не отвел взгляд. Я дернул поводья и рассмеялся при мысли, что этот человек преследует меня. Я был вампиром, неужели этот глупец не понимает, что это значит? Я снова расхохотался.
— Ну, — сказал Хобхауз, — мне кажется, ты внезапно повеселел.
Мы спустились с Альп в Италию. На всем пути я убивал и безжалостно пил кровь. Однажды вечером в окрестностях Милана я захватил красивого мальчика-пастуха. Вкус его крови был такой же нежный, как и его губы. Когда я напился, я почувствовал чье-то прикосновение сзади.
— Черт возьми, Байрон, у тебя всегда был отличный вкус. Где ты нашел такое прекрасное создание? Я повернул голову и улыбнулся.
— Ловлас.
Я поцеловал его. Он был таким же ослепительным и жестоким, как и прежде.
Мы рассмеялись и обнялись.
— Мы ожидали тебя, Байрон, — сказал он. — Добро пожаловать в Милан.
В городе собрались и другие вампиры. Они пришли, как сказал мне Ловлас, чтобы выразить мне свое почтение. Я не нашел это странным. После всего, что случилось, они обязаны были воздавать мне почести. Их было двенадцать, двенадцать вампиров Италии. Все — очень опасны и красивы, их власть была велика, как власть Ловласа. Но все же я превосходил их, я хорошо чувствовал это, даже Ловлас, казалось, был обескуражен. Я поведал ему в сдержанных намеках о своей встрече с Агасфером. Он никогда не слышал о нем прежде. Это обрадовало меня. Когда-то он был моим учителем, теперь господствовал я. Он и другие вампиры не смели ослушаться моего приказа не трогать Хобхауза Вместо этого мы охотились за другими жертвами, и на наших пиршествах кровь лилась рекой.
У нас стало обычаем перед каждой оргией посещать оперу. Однажды вечером мы с Ловласом и другим вампиром, прекрасным и жестоким, как мы все, с графиней Марианной Лукрецией Ченчи отправились туда. Выйдя из экипажа и расправляя подол своего малинового платья, она вдруг принюхалась, ее зеленые глаза сузились, она повернулась ко мне.
— Здесь кто-то есть, — сказала она. — Он преследует нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105