Священник повернулся к нам и жестом велел идти назад в гостиницу. Упрашивать нас не пришлось. Горгиу и Петро, казалось, обрадовались нашему возвращению. Когда мы сели рядом у огня, Петро подошел к Никосу и обнял его. Он что-то говорил ему шепотом, возможно, ругал. Никос слушал безразлично, а затем высвободился из объятий брата. Он обратился ко мне:
— Не смейтесь над тем, что я вам рассказал, мой господин, — мягко сказал он. — Заприте ставни на ночь.
Я обещал ему сделать это. Никос помешкал и наконец, пошарив у себя в плаще, извлек небольшое распятие.
— Прошу вас, — промолвил он, — ради меня, не расставайтесь с этим.
Я взял крест. На вид тот был из золота, драгоценные камни изящно обрамляли его.
— Откуда он у тебя? — удивленно спросил я. — Странно видеть столь ценную вещь у сына пастуха.. Никос сжал мою руку.
— Не расставайтесь с ним, мой господин, — прошептал он. — Одному Богу известно, кто здесь шатается по ночам.
Он удалился внезапно, словно девушка, смущенная откровенностью со своим возлюбленным.
Перед тем как лечь спать, я сделал все, как просил меня Никос, и наглухо запер ставни на окнах. Хобхауз начал было шутить надо мной, но отпирать окна не стал. Мы оба заснули мгновенно, даже Хобхауз, который обычно долго ворочался и жаловался на клопов. Я повесил распятие на стене над головой, пожелав нам крепкого сна, но воздух был пыльный и спертый, и спалось мне плохо. Несколько раз я просыпался и заметил, что Хобхауз тоже взмок от пота и белье его смято. Раз мне почудилось, что кто-то скребется в стену снаружи. Помню, мне привиделось лицо, бледное, с диким взглядом имбецила, уставившегося на меня. Я проснулся, заснул опять, и на этот раз мне приснилось, что эта тварь скребет по ставням своими ногтями, которые производят леденящие кровь звуки, но когда я снова проснулся, ничего этою не было, и я даже усмехнулся про себя тому, какое сильное впечатление произвел на меня рассказ Никоса. В третий раз мне приснилось, что ногти этого создания, как ножи, проходят сквозь ставни, изо рта его пахнет мертвечиной и чума просачивается в спальню вместе с его зловонным дыханием. Страх пронзил меня, и я решил было, что если сейчас же не открою глаза, то уже никогда не проснусь. Я вскочил весь покрытый потом. В окне опять никого не было, но я все же подошел к нему и, к своему ужасу, обнаружил, что в нескольких местах ставни повреждены. Тогда я прижался лбом к холодным металлическим створкам и вперил взор в ночь. Густой туман, и дальше дороги ничего не было видно. Все вокруг казалось спокойным. Но вот внезапно что-то промелькнуло — мужчина, если это существо можно было так назвать, пробежал, кренясь и странным образом покачиваясь, будто одна нога его была повреждена, Я моргнул и потерял его из виду. Сколько я ни тщился разглядеть что-нибудь в тумане, я не увидел ни признака движения. «Все спокойно, словно здесь воцарилась сама смерть», — усмехнулся я про себя.
Я достал из-под подушки пистолеты, с которыми никогда не расставался, и накинул походный плащ. Затем уверенными шагами направился к выходу из гостиницы. Найдя входную дверь, запертую изнутри, я вздохнул с облегчением, отпер ее и выбрался наружу. Где-то вдалеке был слышен вой собаки; кроме этого, ничто не нарушало царившую вокруг тишину. Я прошел немного вперед, по направлению к торчащим из земли кольями. Развилка дороги была покрыта туманом, но в остальном все было тихо, и я, естественно, двинулся обратно в дом. Войдя в гостиницу, я запер за собой дверь и, стараясь никого не разбудить, осторожно вернулся в свою спальню.
Дойдя до комнаты, я обнаружил дверь распахнутой. Тем не менее я ясно помнил, что прикрыл ее за собой, когда выходил из спальни. Со всей осторожностью, на которую я только был способен, я прокрался в комнату. Хобхауз, взмокший от пота, все так же лежал в своей грязной постели, а над ним, почти касаясь его обнаженной груди, склонился человек в безобразной черной епанче. Я поднял пистолет и взвел курок. Звук заставил пришельца вздрогнуть, но, прежде чем он смог обернуться, дуло оружия уже уперлось ему в спину. — Выходи! — шепотом скомандовал я. Незнакомец медленно выпрямился. Подталкивая пистолетом, я вывел его в коридор.
Там я развернул его и сорвал капюшон с его лица. То, что предстало передо мной, сперва лишило меня дара речи, а затем мне сделалось смешно. Мне сразу вспомнились слова, слышанные мной этим вечером, и я не мог удержаться, чтобы не повторить их.
— Одному Богу известно, кто здесь шатается по ночам.
На лице Никоса не было ни признака улыбки. Взмахом пистолета я приказал ему сесть. Он безвольно опустился на пол.
Я наклонился над ним.
— Если ты хотел обокрасть Хобхауза, а именно этим, я уверен, ты здесь занимался, почему ты ждал так долго и не сделал этого раньше?
Никос выглядел озадаченным.
— Ведь твой отец, — продолжал я, — и брат и есть те самые клефти, зарезавшие вчера наших охранников?
Никос не отвечал. Я погрозил ему пистолетом.
— Это ты убил моих людей? — повторил я свой вопрос.
Никос медленно кивнул.
— Зачем?
— Они были турками, — последовал ответ.
— А нас почему же не тронули?
В глазах Никоса мелькнула злость.
— Мы солдаты, — сказал он, — а не бандиты.
— Ах да, я совсем забыл, вы ведь всего лишь честные пастухи.
— Да, мы пастухи, — сказал Никос с внезапным приступом ярости. — О мой господин, да мы сами как скоты, рабы турецких уагс1ои1аспа!
Последнее слово было сказано им без тени иронии.
— У меня был брат, о господин, третий сын моего отца, турки убили его. Неужели рабы не имеют права на месть? Неужто рабам не дано право мечтать о свободе и сражаться за нее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105