.. Сидя на корточках, она пила шампанское прямо из бутылки, доедала остатки икры с большого серебряного подноса, который притащила из кухни, и открывала тщательно завернутые подарки. Джованни наблюдал, как она вливала себе в рот шампанское, как оно тоненькой струйкой стекает по ее груди. Смотрел на темный кустик волос между ее ног, когда, поднявшись с пола, она раскачивалась на носках.
Потом подарки ей надоели, и она закурила сигарету с марихуаной, вытащив ее из чулка, и показала Джованни, как ее нужно курить. Он затянулся и не выдыхал дым до тех пор, пока не почувствовал, что у него запылали уши. Затем выдохнул, будто выплюнул, и они, довольные, сидели в его голубых облаках.
Изабель прошла по комнатам, выключила свет. Затем за руку привела Джованни в другую спальню и раздвинула французские шторы. В лунном свете на фоне окна она казалась пропитанной маслом деревянной скульптурой. Она толкнула его на кровать и начала расстегивать на нем рубашку. Когда он захотел помешать ей, отбросила его руку и в нетерпении рванула последние пуговицы, отчего затрещало тонкое полотно. Стоя на коленях, она разглядывала его залитое лунным светом тело. Ему хотелось умереть, стать невидимым, крошечной песчинкой во вселенной. В ушах звенело, в горле пересохло. Он чувствовал, как в его поднимающемся члене пульсирует кровь. Изабель прильнула к нему губами, и Джованни показалось, будто весь мир опрокинулся на него. Она зарылась лицом в серые грубые волосы, взяла в рот яичко. Джованни застонал. Она прижала яичко языком к небу. Джованни снова застонал и стал царапать ногтями простыню. Изабель рассмеялась, не вынимая изо рта его член. И в который уже раз ее вибрирующий смех пронзил его до самых глубин, и не было на свете мужчины, который любил бы женщину так, как он — Изабель.
Она вылизала каждую частицу его тела: искалеченного, изуродованного, непропорционального. Каждый палец на его ногах, слегка пощипывала кожу на его затылке. Ласкала языком его анус. Джованни задыхался. Слезы бежали по его щекам, он барабанил кулаками по матрацу.
Потом она опустилась на корточки прямо над его лицом, и он почувствовал, ее волосы на лобке щекочут ему нос, и ощутил от нее тот самый запах, который исходил от нее утром, когда они стояли у алтаря. Только сейчас он был резче и сильнее, был глубок как океан. Изабель и сама была как океан — бездонный, бесконечный и вечный. И Джованни казалось, что он тонет в ее аромате, влажном и вязком. Оставаясь на корточках, она скользила по его телу. По его груди, волосам, по скрючившимся рукам и ногам, пока он не излил на нее свое семя, не вобрал в себя ее запах, запах дикого животного.
Потом она села на его член и стала раскачиваться, а в окно уже просочились желтые бразильские сумерки.
* * *
Через два месяца Изабель забеременела.
Джованни поспешил устроить в одной из спален роскошную детскую. Он оклеил ее обоями с Микки Маусом и Винни-Пухом, а мебель украсил картинками с изображением сказочных персонажей.
До родов оставалось три месяца.
Изабель раздалась в бедрах, ходила плавно, вразвалочку. Раздевшись дома, она изучала себя в огромном, от потолка до пола зеркале, а Джованни смотрел на нее, на разбухшие груди, приникал к ее налитым, твердым соскам.
За месяц до родов живот у Изабель стал тугим и огромным. Целыми днями она валялась в постели, и слуги, успевшие полюбить свою молодую хозяйку, как только Джованни уходил на работу, приносили ей шампанское и зеленую маковую травку, которой она набивала глиняную трубку. С утра до вечера Изабель что-то ела, чаще местные бразильские блюда: черные бобы со свининой, жаркое из коровьих внутренностей, а также спагетти и американские гамбургеры.
За две недели до предполагаемого срока Джованни снял в больнице две смежные палаты и пригласил лучших докторов Бразилии. Изабель протестовала. Она знала, что сестры не станут таскать ей шампанское и марихуану, а еда будет просто ужасной. Но Джованни настоял на своем. В больнице он, по крайней мере, сможет контролировать ситуацию. Джованни нервничал, хотя на то не было особых причин.
В первую же ночь Изабель уснула, когда они вместе смотрели телевизионный спектакль «Я — шпион». Боясь ее разбудить, Джованни не пошел в соседнюю палату и до утра проспал в кресле. На следующую ночь он велел поставить в палату Изабель кушетку и спал с ней, положив руку на бедро жены.
Они играли в карты. Изабель выигрывала и хохотала как сумасшедшая, когда начались схватки: сначала через несколько часов, потом каждый час, затем почти непрерывно. Изабель вцепилась в простыни, пот катил градом по ее лицу, она проклинала мужчин и их безобразные пенисы, поминала всех предков, далеких и близких. А когда боль утихала, к вящему удовольствию сестер, отпускала соленые шуточки. Сестры обежали ее, как кинозвезду, — эту девчонку из поселка, которая вошла в сказочно богатую семью Джемелли.
Снова начались схватки, Изабель завыла, Джованни места себе не находил от волнения. Метался между кроватью жены и доктором, умоляя, требуя, угрожая, пока акушер не приказал ему покинуть палату. Плача и молясь, он ковылял по залу туда и обратно, лишь через два часа за ним пришла чернокожая сестра.
— У вас дочь, — ласково сказала она, улыбнувшись.
Бросившись в палату, Джованни смутно разглядел в руках доктора что-то сморщенное, маленькое, красное.
— С ней все в порядке, — заверила его сестра, видимо, не зная, что уродство не передается по наследству.
Но глаза Джованни были прикованы к Изабель, бледной и измученной.
— Джио! — вскричала она и протянула к нему руки. — Ты оставил меня одну!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153