В кустах лениво шуршал ветер. Шилов вслушивался и не мог понять, кажется это ему или из-за кустов действительно доносятся «фи, фай, фо, фам» и тяжелые шаги.
«Надо трезво оценить возникшую ситуацию, – сказал себе Шилов. – Происходящее напоминает одновременно сон и какой-нибудь дурацкий старинный триллер. Я оказался один посреди пустой базы, меня никто не замечает, я никого не вижу, за мной гонится чудовище, которое только и умеет что повторять „фи, фай, фо“ да топать ногами. Что это значит? Да ничего эта хрень не может значить, кроме того, что я сплю. Или… или на меня навели морок… или… тьфу, бля, муть…»
Шилов знал только одну чужую расу, которая способна управлять сознанием на расстоянии. Сероглазые, таинственные инопланетяне, которые редко идут на контакт с чужаками. Никто не знает, откуда сероглазые родом и есть ли вообще планета, которую эти твари могут назвать родиной. Шилов пару раз по долгу службы встречался с ними. Последний раз – три месяца назад на планете Калитка. Та встреча чуть не окончилась для него печально, сероглазый «заменил» ему жизнь, силой впихнул в выдуманное пространство, в котором действовали виртуальные копии друзей и приятелей Шилова, в котором сам Шилов стал совсем другим. Сероглазый хотел, чтобы Шилов вошел в вихрь, который позже расколол и уничтожил летательный аппарат сероглазого. Но зачем ему это было надо? Неизвестно. Известно другое: сероглазые обладают колоссальными возможностями. Какая другая тварь может смоделировать целый мир, насильно впихнуть его в мозг разумного существа и заставить это самое существо поверить в реальность выдумки?
– То же самое происходит и здесь… – пробормотал Шилов. Обернулся, будто надеялся увидеть сероглазого, но никого похожего рядом не оказалось. Зато Шилов заметил зеленокожего. Кажется, того самого, который регистрировал его в своем покетбуке. Зеленокожий украдкой выглядывал из-за угла и манил его пальцем, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Шилову ничего не оставалось, и он пошел навстречу аборигену. Сзади продавщица ларька все также беззвучно читала с покетбука. Как налитый кровью глаз светила чужая луна. Трещало радио. Вдалеке как безумный кричал Проненко и долго не мог остановиться.
Проненко, просидев у двери минут десять, понял, что дальше так продолжаться не может, и надо посмотреть, что происходит сзади и кто там шуршит. Он уперся носом в дверь и стал считать до десяти, решив, что как только в мозгу прозвучит цифра десять, он сразу оглянется, встретит опасность лицом к лицу, как и подобает мужчине. Но он досчитал до десяти, потом до двадцати, до тридцати – причем до тридцати считал медленно, тщательно проговаривая каждое число и катая его на языке, словно карамельку, – но так и не обернулся. Разозлившись, Проненко вообразил Шилова, представил, как ненавидит его, но ненависть его быстро иссякла, потому что в этой ситуации Шилов, которого по жизни продвигала имеющая связи мамочка, казался совсем не мерзким, а очень даже желанным, желанным вот прямо здесь, сейчас, за дверью. Проненко мечтал, чтобы Шилов вернулся и помог ему одолеть страх. Иногда Проненко казалось, что Шилов ничего не боится и, если уж начистоту, Проненко завидовал ему, его отношению к жизни и всегдашнему спокойствию. Даже, можно сказать, флегматизму.
Сзади шуршало все громче и, кажется, требовательнее. Звуки переместились к кровати, неведомый кто-то схватил зубами простыню и стал жевать. Потом неведомое существо затопало по ковру все ближе к нему, к Проненко, но атаковать не решалось, и Проненко решил, что оборачиваться не стоит, что если он обернется, существо немедленно кинется и… что сделает? Измученный мозг создавал страшные картинки. Существо в фантазиях перегрызало Проненко глотку, проникало в рот, а оттуда – в желудок, чтобы разорвать Проненко изнутри. Это были по-настоящему жуткие видения, и Проненко почти уже решился обернуться, потому что в страшных видениях была неведомая сладость, но в последний момент передумал. Капли пота наглыми букашками ползли по лбу. Эти букашки напоминали ему о походах в парикмахерскую в те далекие дошкольные времена, когда он ненавидел мастера по волосам (так звала его мама). Едва Проненко садился в кресло, тут же по лицу у него начинал течь пот, и чесалось сразу в сотне мест. Это было просто ужасно, потому что почесаться было нельзя.
Воспоминания о детстве вернули Проненко к истории, которую он рассказал не до конца, и Проненко пробормотал, чувствуя себя по-дурацки:
– Хочешь, я расскажу до конца свою… как бы… байку?…
Шуршать перестало, неведомый зверь замер, вслушиваясь. Проненко, захлебываясь и глотая окончания слов, спешил поведать историю детства.

История Проненко, заход второй
Мой бывший друг Саша как бы уничтожил наше творение, растоптал его, и никто не может даже близко представить, что я как бы чувствовал в тот момент! Никто, потому что ни у кого не было такого друга, ни у кого в целом мире. Были товарищи, собутыльники, приятели, знакомые, но не друзья. Наша дружба восходила к романтическим временам, когда в ходу были честь, доблесть и крепкая мужская дружба. По крайней мере, так я думал сначала.
Я смотрел на Сашу, который словно злобный великан возвышался надо мной, и не мог понять, что с ним случилось, почему он вдруг заговорил о своих родителях в таком тоне, будто любил их. Я сидел перед ним на корточках такой маленький, такой как бы потерянный и глядел на руины замка и видел в них гибель нашей дружбы. Да, я был как бы маленький, но сумел сообразить, что случилось непоправимое. И самое ужасное, что никто на это не обратил внимания!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120