– Эй, О'Шоннесси! Ты чего кемаришь, браток? Небось перепил вчера, да?.. А ты, Майкл, скажи своей женке, что я на днях намерен отведать ее пышек. Конечно, когда тебя не будет дома!.. Ну ты даешь, Долан! Опять схлопотал в глаз! Ты когда научишься драться, малыш?
А в ответ слышалось:
– Фу-ты ну-ты! Какой он теперь важный! Тебя как называть: ваша честь или ваша милость?.. Да вы поглядите на его жилетку! Короли – и те, наверно, так не выряжаются!.. Эй, Донован! Что это ты тащишь под мышкой? Кружевные платочки, носик себе утирать?
В грубоватых шуточках сквозила любовь. Любовь и гордость за человека из простой среды, который выбился наверх, но не забыл своих бывших товарищей. Ведь извозчики, как и Броуди, еще совсем недавно гробили свое здоровье на строительстве канала, прозванного в народе проклятой канавой.
Однако при всей легкости, с которой Броуди поддерживал разговор с простыми людьми, он разительно отличался от них. И не только потому, что носил дорогой черный сюртук и парчовый жилет, а на голове у него была черная шляпа, да и в начищенные ботинки можно было смотреться как в зеркало. Эта разница ощущалась и прежде, когда Донован одевался в лохмотья.
Ирландцы вообще крепко держатся друг за друга, и в этом смысле Броуди был настоящим сыном своего народа. Подобно всем своим соплеменникам, он порою впадал в черную меланхолию, но любил добрую шутку и веселье. Броуди был вольнолюбив, как и полагается ирландцу, однако его тяга к независимости всегда выражалась оригинальным способом, не так, как у соотечественников.
Да, он тоже ползал по непролазной грязи болот, дышал смрадом, видел гниющие трупы, а по ночам обливался потом, рухнув на тощую лежанку. Но в отличие от земляков Броуди не тосковал, вспоминая зеленые ирландские долины и речушки с прозрачной, сверкающей водой. Его дух поддерживало другое – мечта, что когда-нибудь по вырытому каналу поплывут его собственные корабли… такие же, как тот, на котором он прибыл в Америку. Чем больше он размышлял, тем сильнее верил в возможность осуществить свою мечту. Только надо было действовать осмотрительно, шаг за шагом: сначала приобрести плоскодонки, потом речные суда, ну а затем… Затем нацеливаться на покупку большого корабля. Главное – эта цель достижима, пусть и не сразу!
Броуди углубился в кварталы старого города. Взгляд его скользнул по новехоньким шпилям собора святого Луки, построенного на месте полуразрушенной колокольни и сильно изменившего городской ландшафт. А уж когда к панораме города добавился силуэт пресвитерианской церкви и два трехэтажных, совершенно одинаковых особняка в стиле ренессанс, построенных рыжеволосой баронессой Понтальба, – на верхнем этаже этих особняков размещались роскошные апартаменты, – центр изменился до неузнаваемости. Но Броуди считал, что перемены только начинаются. В последнее время ходили упорные слухи о том, будто пляс д'Арм – площадь Оружия – переименуют в площадь Джексона, героя битвы за Новый Орлеан. И Броуди не сомневался – так оно и будет. Янки получили большинство мест в городском совете и настоят на своем, что бы ни кричали проклятые креолы.
Еще несколько шагов – и шпили собора скрылись из виду. Их загородили дома, теснившиеся по обеим сторонам узенькой улочки. Фасады были аккуратно оштукатурены и покрашены в пастельные тона – желтоватые, голубоватые и нежно-розовые. Каждый дом опоясывал большой балкон, огороженный изящной чугунной решеткой. Орнаменты решеток поражали своим разнообразием. Броуди шел в тени, отбрасываемой балконами. Солнце припекало по-весеннему. Зимой в переулках Старого города было сыро и мрачно, но сегодня денек выдался на славу.
Повозки грохотали, проезжая по грязным улицам и забрызгивая шикарные кареты, запряженные прекрасными лошадьми в дорогой, сверкающей сбруе. Броуди увидел впереди белого надсмотрщика с хлыстом. Тот надзирал за рабами в цепях и ошейниках. Бедняги чистили сточные канавы. Скорее всего это были беглые рабы, которых в наказание отправляли на самые тяжелые городские работы.
Броуди прошел по булыжной мостовой мимо симпатичных лавчонок и тюрем с толстыми решетками на окнах. На его пути попадались многочисленные торговки фруктами и цветами, путешественники, с любопытством глазевшие на городские достопримечательности, богато одетые отпрыски аристократических креольских семейств – они либо спешили на уроки фехтования в школы на Эксчейндж-стрит, либо намеревались выпить кофе с приятелями. Броуди обогнал поразительно красивую мулатку с ярким тюрбаном на голове. Она шла, скромно потупив взор. Ее украшения и дорогие наряды, видно, остались дома – для ублажения белого любовника. Завидев юную креолку, Броуди притронулся к полям шляпы и почтительно произнес: «Bonjour» . Дуэнья девушки злобно сверкнула на него глазами, девушка поспешно отвернулась. Послышался испуганный шепот: «Янки!» Броуди насмешливо улыбнулся.
В представлении креолов Луизианы все американцы, независимо от происхождения, подразделялись на две категории. Неграмотных, неотесанных, горластых моряков, рыбаков и портовых рабочих креолы называли кентаками, а богатых, образованных торговцев и плантаторов – янки. К первым креолы относились с ледяным презрением, а вторых вынуждены были терпеть, поскольку янки все больше прибирали к рукам экономику края. Их расплодилось к тому времени великое множество, и креолы уже не брезговали заключать с ними сделки и общаться на светских раутах. Однако в дома к креолам янки по-прежнему были не вхожи. Браки между креолами и янки заключались в редчайших случаях и, по наблюдениям Броуди, всегда в интересах креолов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96