– Да, конечно. – Она выждала мгновение, пытаясь справиться с нервным спазмом в желудке, и мысленно поклялась, что это интервью будет самым лучшим из всех проведенных ею. Такая задача могла помочь ей собраться с духом. – Не будете ли вы так любезны, миссис Ратледж, последовать за мной.
Женщина кивнула, и Келли двинулась вперед, осторожно лавируя между проводами. Хью повернулся к Сэму Ратледжу.
– Ваша бабушка в отличных руках, – заверил его Хью. – Келли – талант чистой воды, а голос – просто необыкновенный.
– Да. – Но Сэму запомнился не ее «телевизионный» голос, несущий спокойствие и уверенность, звучащий без малейшего оттенка официальности, – ему особенно понравились те теплые, дружелюбные интонации, которые появились в ее голосе, когда она шутила с коллегами.
Громоздкие аппараты загораживали обеих женщин.
– Подойдем поближе, – предложил Хью. – Там будет лучше видно и слышно.
– Как вам будет угодно. – Сэм проследовал за Хью Таунсендом.
Встав позади камер, Сэм теперь прекрасно видел и место предстоящего действия, и его участниц. Кэтрин уже сидела, ее горделивая осанка сразу превратила кресло в подобие трона. Келли Дуглас стояла рядом, пощелкивая по миниатюрному наушнику, показывая этим движением, что связь отсутствует. В полутьме ее каштановые волосы казались совсем черными.
К Келли бросился аудиотехник. Она повернулась к нему спиной, и тот, приподняв ее пиджак, проверил батарейки, прикрепленные к поясу юбки, открыв взгляду Сэма синий шелк блузки.
Связь восстановилась, и Келли подарила аудиотехнику ослепительную улыбку.
– Теперь отлично слышно. Спасибо, Карл. Мужчина, приветливо махнув ей рукой, отошел от подиума, и в тот же момент режиссер выкрикнул:
– Тишина! Мы выходим в эфир через двадцать секунд!
Келли села напротив Кэтрин и что-то шепнула ей. Потом склонилась над разложенными на коленях бумажками, что-то вычеркивая и заново вписывая.
– Пятнадцать секунд, – последовало предупреждение, и начался отсчет в обратном порядке.
Сэм взглянул на монитор, где лица ведущих сменили графики погоды. Мысли его как всегда вернулись к винодельне, виноградникам и текущей работе: прореживание виноградника Сола, розлив по бутылкам двухлетнего каберне-совиньона, подготовка к розливу «Мерло».
Лен Дауэрти не присутствовал в его мыслях – пока не присутствовал: перед отъездом в Нью-Йорк шериф сообщил им, что Дауэрти арестовала полиция Сент-Хелен за дебош в пьяном виде, и теперь он отбывал четырехдневный срок наказания в городской тюрьме.
Задумавшись, Сэм не сразу увидел на мониторе лицо Келли Дуглас. На экране замелькали разные цифры – информация, связанная с винным аукционом: время, место, цена билетов и предположительная сумма выручки, которая целиком пойдет на благотворительные цели.
В душе Сэм хотел, чтобы они повидались с бароном Фужером, заглянули на аукцион и поскорее возвратились домой. И в то же время понимал, что, возможно, это последний выход в свет Кэтрин. Она всю свою жизнь, всю свою неутомимую энергию посвятила виноградникам Ратледжей, производству вин, лишив себя всего остального. Разве не заслужила она, чтобы и на нее распространилась слава ее замечательных вин?
А в том, что аукцион принесет заслуженный триумф их вину, Сэм не сомневался ни на секунду. Кэтрин выставила на аукцион ящик каберне-совиньона – «Ратледж-Эстейт» 1973 года – вино, которое все эксперты считали «классическим» в своем роде – высшая оценка, которой может быть удостоено вино. Сейчас его можно было отыскать разве что в частных коллекциях. Семь лет назад, когда одна бутылка вина этого урожая появилась на аукционе, ее продали за пятьсот долларов – потрясающая сумма за бутылку калифорнийского вина. Цена же за весь ящик может исчисляться десятками тысяч долларов.
Назвать такое просто успехом будет явным преуменьшением, решил Сэм.
Стоя рядом с ним, Хью Таунсенд пробормотал:
– Великолепно. Просто великолепно.
Сэм обернулся. Таунсенд возбужденно потирал ладони.
Увидев вопросительный взгляд Сэма, он кивнул головой на подиум.
– Она выбросила вступление и написала собственное. Просто потрясающе, – пробормотал он, продолжая потирать руки.
Только тогда Сэм прислушался к тому, что говорила Келли Дуглас.
– …действительно может считаться легендой. В дни «сухого закона», когда некоторые виноделы вырубили виноградники и развели на их месте сады, она сохранила свои в неприкосновенности. Более того, насадила молодняк – лично отобранный и привезенный из Франции, ни минуты не сомневаясь, что когда-нибудь с великим экспериментом – «сухим законом» – будет покончено. История подтвердила ее правоту. Спросите любого знатока калифорнийских вин о «Ратледж-Эстейт», и он благоговейно заговорит о «вине мадам». – Келли подарила Кэтрин улыбку. – Я уже говорила, но повторю еще раз – для нас большая честь принимать вас у себя, мадам Ратледж.
– Спасибо. А мне доставляет большое удовольствие быть у вас в гостях, – Кэтрин слегка склонила голову с изяществом, еще более подчеркивающим ее врожденное чувство собственного достоинства.
– Вопрос из любопытства. Откуда пошло это обращение – «мадам»?
– Это долгая история. – Кэтрин только махнула рукой, не уточняя, сколько с тех пор минуло лет. – Когда я впервые, еще невестой, появилась в поместье Ратледжей, слуги, обращаясь ко мне, называли меня «молодая мадам», чтобы отличить, полагаю, от матери моего мужа, которая тогда была еще жива. Позднее, когда после смерти мужа я вернулась на родину, меня сопровождали Жерар Бруссар и его юный внук Клод. Несмотря на «сухой закон», Жерар Бруссар согласился возглавить винодельню «Ратледж-Эстейт».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129